Новый швейцарский Робинзон

Уже не в первый раз Фриц обнаруживал такую вспыльчивость. Так как мне желательно было подавить страстность его характера, которая огорчала меня и могла подать худой пример братьям Фрица, то я стал строго выговаривать ему, доказывая, что в слепом гневе он не только испортил ружье, но мог изуродовать бедных животных, которые в состоянии оказать нам весьма важные услуги.

Фриц сознал справедливость моего выговора и не замедлил высказать живое раскаяние. Я простил его под условием, чтоб он помирился с собаками. Фриц не заставил просить себя, взял в каждую руку по куску сухаря и пошел за собаками. Минуту спустя, добрые животные возвратились вместе с ним.

- Папа! - сказал он, - еще не дотрагиваясь до сухарей, они лизали мне руку. Как мог поступить я так жестоко с добрыми животными!

- В гневе человек всегда несправедлив, - сказал я ему: - не забывай этого, дорогой мой.

Когда мы кончили есть, солнце садилось на горизонте. Наши петухи, куры, утки собрались около нас. Жена стала бросать им пригоршни зерен, которые она вынимала из мешка, служившего при переправе седалищем Франсуа. Я порадовался ее предусмотрительности, но заметил, что эти зерна лучше сберечь для посева, чем бросать птицам, которых можно накормить и попортившимися сухарями.

Голуби укрылись в трещины скал; петухи и куры взобрались на верх палатки, утки отправились в тростники залива, образовавшегося у устья ручья.

Да и мы готовились к отдыху. Зарядив ружья, мы поставили их так, чтоб иметь возможность схватить их при первой тревоге. Затем мы совершили вечернюю молитву и удалились в палатку.

К удивлению детей, день сменился темнотой чрезвычайно быстро. Из этого я заключил, что мы должны были находиться вблизи экватора и во всяком случае между тропиками.

Я еще раз выглянул из палатки, чтобы увериться в нашей безопасности, потом закрыл вход и лег. Ночь была очень свежа и мы должны были лечь один около другого как можно теснее, чтобы менее страдать от холода. Эта противоположность между жарким днем и холодной ночью подтвердила еще более мою догадку о географическом положении страны, в которой мы находились.

И жена, и дети мои спали. Я уговорился с женой, что буду сторожить до полуночи, а затем разбужу ее, чтоб она сменила меня. Но совершенно нечувствительно я и сам заснул и один Бог оберегал нас в первую ночь, проведенную нами на земле после крушения.

III

ПОИСКИ

Петухи приветствовали восход солнца. Их пение разбудило меня и жену. Первым нашим делом было условиться насчет употребления дня. Жена легко согласилась со мной, что прежде всего мы обязаны были разъяснить судьбу своих товарищей по крушению. Эти поиски должны были одновременно познакомить нас со страной и указать нам, где именно нам следовало поселиться.

Мы согласились, что я отправлюсь на поиски с Фрицем, тогда как мать с остальными детьми останется у палатки. И потому я попросил жену приготовить нам завтрак, и разбудил детей, которых не пришлось долго тормошить. Даже Эрнест вскочил довольно скоро.

Я спросил Жака, куда девался морской рак. Жак рассказал мне, что спрятал его в углублении скалы, чтобы рака не изгрызли собаки, подобно Фрицеву агути.

- Хорошо, - сказал я, - это доказывает, что когда дело касается твоих выгод, то ты не так ветрен, и что чужие беды служат тебе предостережением. Как бы то ни было, не уступишь ли ты нам больших клещей твоего морского рака, чтоб он мог служить нам пищей во время предпринимаемого путешествия?

- Путешествие! Путешествие! - разом воскликнули дети. - Папа, возьми меня, возьми меня!

- На этот раз, - сказал я, - невозможно всей семьей отправиться в путь. Мы продвигались бы слишком медленно, и в случае опасности труднее было бы защищать всех. Со мной отправиться только Фриц; мы возьмем с собой только собаку, - назовем ее хоть Туркой. Вы останетесь дома, при матери, с другой собакой, которую я предлагаю назвать Биллем.

Фриц, краснея, попросил у меня позволения взять другое ружье, так как его прежнее было испорчено. Я дал позволение, показывая вид, что не замечаю замешательства Фрица от воспоминания прощенного ему поступка. Я предложил Фрицу засунуть за пояс пару пистолетов и топор и сам вооружился подобным же образом. Мы позаботились положить в свои сумки пороху, пуль и небольшой запас сухарей. Кроме того, каждый из нас захватил на дорогу жестяной кувшин с водой.

Завтрак был готов. Он состоял из морского рака, сваренного женой. Но рак оказался до того жестким, что большая часть его была уступлена нам на дорогу.

Фриц советовал отправиться в путь раньше наступления жары.

- Ты прав, - сказал я ему, - отправимся; но мы забыли нечто весьма важное.

- Что ж это такое? - спросил он, - поцеловать маму и братьев?

- Помолиться Богу, - живо ответил Эрнест.

- Хорошо, дорогой мой; ты меня понял.

Меня прервал Жак, который, как бы дергая за веревку, подражал голосом звуку колокола: "Бум, бум, бидибум!" и закричал: "на молитву! на молитву!"

- Глупый ребенок, - сказал я ему, - перестань смеяться над священными предметами! В наказание, мы не позволим тебе молиться вместе с нами. Отойди.