Новый реализм

Наталья Алексеевна стала ее успокаивать, кажется, объяснять, что Роман Валерьевич не виноват в том, что произошли такие неприятности. Нинка тоже что-то говорила, но обидчиво и истерично... Вода продолжала литься.

- Ладно, Наталья Алексеевна, - не выдержал Роман Валерьевич, - я пойду. До свидания.

- Идите. Я попытаюсь ее успокоить.

...На улице было почти жарко. Снег дотаивал, от темных сугробиков и ледяшек поднимался парок. Люди, одевшие утром зимние пальто и куртки, сейчас несли их в руках как ненужное тряпье...

Роман Валерьевич огляделся. Залитая солнцем Большая Никитская показалась ему совершенно немосковской; он словно оказался где-нибудь на уцелевшей после второй мировой улочке Кельна... Домой не хотелось. Жене обещал вернуться часов в пять, а сейчас около двух. Есть свободное время, да и в любом случае после всего случившегося нужно побыть одному.

Он вынул из потайного кармашка сумки тысячную бумажку. Так, жене скажет, что продал три книги по двести рублей. С лихвой хватит на блузку старшей. А на остальные можно посидеть. Голод зверский. От нервотрепки, что ли...

Вспомнил: здесь, в двух шагах, напротив театра Маяковского, есть рюмочная. Недорогая и уютная. Посидеть, выпить, отойти от произошедшего... Описать - не поверят, скажут: сгустил... Да, выпить двести граммов, закусить котлетой. Только бы столик свободный оказался. Или стул, по крайней мере. Всунуться с тарелкой и рюмкой. Передохнуть и - домой. Там тоже что-нибудь произойдет.