Из Сулимы получилась очаровательная Снегурочка. Такой шаловливой и кокетливой, обаятельной и веселой я Риту еще не видел. Иногда, правда, ее черные «очи» влажнели с избытком — наверное, девушка вспоминала о «матери-предательнице». Тогда я исполнял роль Деда-Мороза, хотя мне и не дали шубы с бородою — веселил «Маргаритку» и отвлекал от печальных мыслей…
— Приехали! А вон папа!
Ворча, «Икарус» подъехал к остановке, и Настя первой выскочила из автобуса, набрасываясь на хохочущего отца. Закружив дочь, он окутался радостным визгом, как серпантином.
— Багаж, багаж! — подхватилась мама.
Пока она лизалась с папой, я вытащил из мерзлого нутра «Икаруса» наши пожитки — тяжеленные сумищи, битком набитые соленьями, целым ведром отборной картошки, закутанной в верблюжье одеяло, и даже новенькими шторами, заботливо уложенными сверху банок, чтобы не помялись.
— Привет, лауреат! — отец притянул меня и облапил.
— Да ладно… — заулыбался я.
— Купил уже что-нибудь?
— Прицениваюсь, пап! Кухонный чешский гарнитур в новую квартиру. За шестьсот сорок всего!
Папа захохотал, и подхватил сразу две сумки.
— Ого!
— Вес взят! — ухмыльнулся я.
— И вы всё это тащили?! Аллес капут…
— Миша нам не давал! — пожаловалась мама.
— Молодец, сына! Да я тут рядом, во-он наша общага!
И мы потопали по тропинке между молчаливых сосен. Деревья дремали, лишь порой, как бы спросонья, пошевеливали лапами, и тогда по хвое скользил снег, рассыпаясь в воздухе искристой пыльцой.
«Общага» оказалась «гостинкой», стильной и чистой, без тех загаженных темных коридоров с расписанными стенами, на кои я насмотрелся в будущем. Лифт, слава богу, работал. Не переставая гомонить, мы поднялись на тринадцатый этаж, и ввалились всем семейством в просторную комнату.
— Ух, ты! — обрадовалась мама, снимая шубку. — У тебя даже санузел есть!
— А как же! — моментально возгордился отец, с нежностью глядя на свою прелестную «половинку». — Майне кляйне…
— И плита! — восхитилась мама, как будто не замечая повышенного интереса к своей персоне. — Ух, ты… И холодильник!
— У меня и телевизор есть! — похвастался папа.
— А где мы спать будем? — крикнула Настя, заглядывая в «аппендикс»-альков, где уместилась двуспальная кровать.
— Лично я, — засмеялась мама, кладя ей руки на плечи, — вот в этом спальном вагоне!
— А у нас с тобой плацкарта! — подмигнул я сестричке.
— Это как?
— Постелим на полу! — бодро сказал отец, не сводя глаз со своей «Лидочки». — Аллес гут!
Настя захлопала в ладоши.
— Всё, всё! — мама повязала фартучек и приняла командование. — Быстро накрываем на стол! Наступающий пора встречать, а мы еще уходящий не проводили! Настя, на тебе сладкое и чай. Миша, почисти картошку, пожалуйста!
— Есть! — лихо козырнул я.
— Не померзла?
— Не успела! — фыркнул я.
Сестренка, напевая, вынула из сумки роскошный вафельный торт и две пачки невиданного чаю — «Цейлонского», по пятьдесят две копейки.
— Пап, а чайник где?
— Чайников не держим-с. Электросамовар! На подоконнике.
— Так, вижу…
Папа гордо выставил на стол бутылочку «Токайского», и отправил на балкончик «Советское шампанское» — впитывать холод, дожидаясь последних утекающих минут.
А я чистил картошку — и будто плавал в тихом омуте, с головой окунаясь в тепло и ласку. В час веселой суеты, немного бестолковой суматохи, как-то по-новому понимаешь родство и близость. По телику Иван Васильевич менял профессию, но Гарины больше интересовались собой.
Мама вешала шторы на голое окно, вытягиваясь стрункой, а папа удерживал ее, едва справляясь с жаркими позывами…
Настя вырядилась в макси — я купил ей в ЦУМе. Выглядела сестричка, как куколка, только стеснялась декольте, прикрываясь воздушным шарфиком…
Я толок пюре, не жалея масла, Настя колдовала над заваркой по всем канонам чайной церемонии, папа разделывал селедину, мама вдумчиво перемешивала «оливье»…
Почему-то именно в этот момент я поверил, что всё у меня выйдет на «хорошо» и «отлично». Пропали мои сверхспособности? Да и черт с ними! Переживу. Пусть даже в новом году КГБ и выйдет на мой след, но сцапать «Миху» и упрятать в сверхсекретный «ящик» чекистам вряд ли удастся — я себе такое «паблисити» наработаю, что придется Юрию Владимировичу договариваться с юным «селебом».
И СССР не загасят, не затопчут пятнадцать лет спустя! Не дам. Ведь получилось у меня семью на новую орбиту вывести! Я оглядел родных мне людей. Ныне я не ведал их будущего, но можно ведь дать волю мечтаниям, не отрываясь от коллектива и реала?
Папа накропает докторскую, станет солидным и важным… членом-корреспондентом. А пуркуа бы и нет? Будет ездить на всякие международные конгрессы и симпозиумы, да снисходительно похлопывать Билли Гейтса по плечу…
Мама завоюет славу прекрасного химика, прекрасного в обоих смыслах, и ее пригласят на работу в Берлин. Или в Будапешт, куда-нибудь в «Гедеон Рихтер». Выделят кандидату химических наук Л.В.Гариной дачу на озере Балатон, а мы с Настей не раз к ней наведаемся, чтобы скупнуться — и налопаться тамошнего паприкаша…