Новый путь

— Обойдемся без церемоний, — мягко сказал он, усаживаясь в кресло, обитое светлой тканью в изумрудную полоску. Кардинал, недовольно хмурясь, занял диванчик, гнувший золоченые ножки напротив. — Для достойного разрешения ваших трудностей я призвал двух человек, надежных и стойких в вере, — вкрадчиво зажурчал генеральный председатель. — Они не простые нумерарии[5], они — солдаты Господа.

Страдая в нелепой ловушке, Томаш стиснул зубы. «Аве, Мария, — металось в голове, — Аве, Мария…»

— У меня такое ощущение, — хитро прищурился Войтыла, — что ваша откровенность как бы намекает на ответную прямоту.

Дель Портильо потупил глаза, аки монашка-скромница, и кардинал величественно кивнул.

— Я вовсе не зря обратился именно к вам, — начал он, откидываясь на спинку. — Вы как раз тот человек, который способен помочь в тайном и важном деле. А когда я стану понтификом, то посодействую уже вам — присвою «Опус Деи» статус Персональной прелатуры[6].

Томаш вытаращил глаза, изо всех сил сжимая губы, чтобы не охнуть, да и Альваро растерялся — к вящему довольству пана Войтылы.

— Что, поразил? — хмыкнул кардинал, лукаво щурясь.

— Да нет… почему же… — промямлил генеральный председатель. — Наоборот, я удивился бы, не замечая за вами особого желания выйти в наместники Петра. Хотя поляку будет несравненно труднее, чем прочим. За четыре с лишним века вы станете вторым папой, не рожденным в Италии.

Войтыла замаслился довольной улыбкой, уловив мимолетную лесть, а Томашу показалось, что его высокопреосвященство, делясь секретами, тешил гордыню.

— Всё куда сложней и опасней, — понизил кардинал свой глуховатый и неприятный голос. — Добиться понтификата мне помогут весьма влиятельные силы, и начнут они, думаю, годика через два или три — земная жизнь нынешнего папы вряд ли продлится дольше. Со значимыми фигурами поведут тайные переговоры, мелких просто подкупят… Ах, да что там рассказывать! В тайны Апостольского дворца вы посвящены не хуже меня. Просто… — он задумался, собирая морщины на лбу. — О-хо-хо-хо… Дело ведь вовсе не в кардинале из Кракова и его честолюбивых замашках. Те силы, о которых я упоминал, желают большего — освободить всех поляков от советского ига! Устроить Польше, так сказать, побег из социалистического лагеря! По их наущению забастуют обозленные рабочие, крикливое студенчество выйдет на улицы, начнется смута, а польский папа благословит сей крестовый поход против коммунистов-безбожников, и молитва «Ангелус» возобладает над «Интернационалом»! Но! — выдержав театральную паузу, его высокопреосвященство тягуче, со сдержанной яростью договорил: — Но если в то самое время Миха прознает о секретах моей интронизации и операции «Полония»… Боюсь, ничего не свершится.

— Свершится! — резко парировал Альваро, вставая. — А Мику… Мои нумерарии отправят его туда, откуда он и взялся — в ад!

Кардинал склонил голову в показном смирении.

— Да будет так.

Понедельник 29 сентября 1975 года, утро

Рим, площадь Читта Леонина

— Всё, Мазуччо,[7] — Аглауко Мути заворочался на заднем сиденье. — Завтра вылетаем!

— Быстро ты, — Томаш Платек сумрачно глянул в зеркальце. — А сейчас куда?

— В инквизицию! — развязно хохотнул итальянец. — Навестим кардинала-префекта[8].

Томаш насупился. Его всегда коробил недостаток почтения к церкви, а напарник бывал просто несносен. Аглауко словно стеснялся своей искренней и горячей веры, оттого и грубил порой, опрощая великое.

Платек покосился на Мути. Одиночка по натуре, Томаш не доверял никому. Поэтому откровенность между ним и Аглауко была односторонней, как лист Мёбиуса — Мути выкладывал ему всё, как на исповеди, просто наизнанку выворачивался, а вот он таился. Подслушанный давеча разговор накрепко отложился в его памяти, однако делиться секретами с напарником Платек даже не собирался. Пускай амебы с инфузориями делятся…

— В Ватикан? — обронил он.

— Не, на Читта Лео-онина, — протяжно зевнул Аглауко, чмокнув губами. — Монсеньор примет нас у себя дома!

Томаш молча кивнул, сворачивая на Кончилиацьоне. Он нарочно не расспрашивал Мути, зная, что порывистый южанин сам изведется, не выложив ему все подробности. Вон, как губёшки сжал… На лице знакомое загадочное выражение, а на лбу будто написано: «Ух, что я знаю!» Ну, пусть помается…

Резиденция кардиналов на площади Читта Леонина крепко сидела прямо под боком у Ватикана — из окон квартир их высокопреосвященств открывался роскошный вид на колоннаду Бернини и купол Святого Петра.

Дюжие и невозмутимые швейцарцы-охранники тщательно изучили бумаги нумерариев и проводили их в покои Франьо Шепера, нынешнего кардинала-префекта Священной Конгрегации Доктрины Веры.

Шагая гулким и прохладным коридором, Томаш то и дело распускал рот в кривой ухмылке.