«В подразделении, где командиром офицер Ш. Турсунов, — кисть движется как во сне, без малейшего волевого усилия, — огромное внимание уделяют боевой подготовке личного состава. Среди воинов подразделения, успешно сдавших нормативы по огневой подготовке, особенно выделяется отличными результатами… (Володя морщит лоб, припоминая, и на несколько секунд отрывается от газеты)… рядовой А. Аскаров». Шрифт в подшивке кое-где стерся, но все обороты речи, предсказуемые, как цинковые клише, восстанавливаются без труда. «Осознавая высокую ответственность, возложенную на него родиной, рядовой А. Аскаров с первых дней службы проявил старательность и упорство в овладении своей воинской специальностью. И вскоре уже мог он с полным правом написать в письме родителям — Раимджону-ота и Мунисхон-она: „Служба моя идет нормально, командиры мной довольны. Знайте, что ваш сын сделает все, чтобы вы могли им гордиться, и, если надо, отдаст жизнь за ваш покой и мирный сон своей родной страны”».
Забыв подписаться под текстом, Володя валится на диван. «Только одну минуту», — погружается он глубоко в сон, но рабочий день не заканчивается для изнуренного бездействием сознания.
Голоса в коридоре. У вахтерской будки Галошин в окружении троих в штатском укладывает свою трофейную гэдээровскую пишущую машинку в разверстую пасть саквояжа. Одного из штатских, приземистого, пожилого, с тюбетейкой поверх сложенного носового платка на бритой голове, Володя встречал однажды на какой-то презентации в фонде «Нурони», где тот представлялся правозащитником.
— Так вот, — досказывает Галошин, — ожидали в части приезда высокого начальства из Москвы. Все в ужасе, диопмэ: куда девать Федюнина, чтоб не нажаловался? Решили законопатить парня на три дня на губу. Повод нашелся быстро: зазевался Федюнин, не отдал честь офицеру, его тут же хвать — и в соседнюю часть, где губа есть. Отвезли, вздохнули с облегчением — и забыли, диопмэ. Через два дня приезжают из этой части: забирайте, говорят, вашего гада, он нас задолбал. Жалуется по любому поводу, диопмэ, часовым нотации читает, житья никому не дает. Делать нечего, приехали Федюнина забирать. Так те ребята и машину выделили, и двух автоматчиков отрядили — проследить, чтоб Федюнин, не дай бог, по дороге назад не выпрыгнул…
— Давай, Колья, не отвлекайся, — торопит правозащитник, — в машине расскажешь. Дорога дли-и-инный…
— Николай-акя, х…рь за облакя, — смеется золотыми зубами невесть откуда взявшийся лейтенант Хашимов.