Пашка уже в гуще событий. Валя K присматривается, но, как ни старается, не может понять, кто кого бьет. И как Пашка с ходу разбирается? Да ничего он не разбирается, бьет куда попало, и все. Ты бы, Валя, пошел ему помог. Нашла, что советовать, Валя, не ходи! Девочки, я вас так люблю, говорит Валя K. Фи, я тебе добра желаю, а ты хамишь. Да ты просто боишься драться. Оставил приятеля в беде! Я тогда сама пойду! — Вер-рка подлетает к драке и хватает одного из дерущихся сзади за шею; тот, не ожидав подвоха, теряет равновесие и чуть не падает назад, Верка отцепляется и отпрыгивает. Народная дружина, громко говорит Танечка S, подходя к драке, вот тут-то все и заканчивается; вернее, конечно, не все, шум стоит еще долго, но уже подтягиваются и дворник, и сварливая бабушка с исцарапанными ногами, и поддает жару с подоконника многодетная мама, и солидный товарищ вылезает из подъехавшей «Победы», а что за товарищ, неизвестно, и в итоге конфликт разбавлен. Пашка, возбужденный и всклокоченный, но почти невредимый, машет руками и что-то трещит, а солнце уже скрывается за домами, и огромные листья тополей висят в воздухе почти неподвижно, и пахнет озоном: будет гроза. o:p/
За ними бежит, шаркая, бабуся с исцарапанными ногами. Миленькие, комсомольцы, помогите! У меня нявестка больная. Бабушка, если больная, то надо доктора. А мы — народная дружина. Ась? Доктор, что доктор, ей доктор никакой не поможет. Придите, Христом Богом вас прошу, помогите, молодая, а умирает, умрет ведь. Христом Богом не надо, возражает Валя K, но мы согласны: сходим, разберемся, что там такое. o:p/
Они идут за бабусей. Живем-то мы в углу, пол-комнаты, совсем места нет, а у меня два сына, было-то четверо, в войну младшенький умер, а старший без вести на войне пропал, а двое живут со мной, вот младший, он как вы, школу заканчивает, работает, а старший-то пьет, женился и пьет, и вот заставил жену... я не знаю, как это сказать-то... Места-то у нас нет, а она больно хотела ребеночка, и как он говорит, вот обманула его... а он ее возьми и заставь... это... Аборт сделать (Вер-рка). Да... И бил ее, и угрожал, и... совсем затуркал... она и сделала... а только с тех пор лежит и все... не ест, не спит почти... лежит... ни работать, ничего... уже доктор-то, доктор что... хорошая попалась, Господь ее храни... говорит, ну, заберем в психическую, забрать-то мы ее можем, но вы же сами понимаете... а вам, говорит, нужно как можно быстрее ее из этого состояния вывести... радость ей нужна, а где ж, какая же у нас радость... o:p/
Бабуся суетится. Дверь открыта. Низкий потолок, запах сырости и гари: пожар был, что ли. Полумрак. Угарная кухня, полная тесных цветастых женщин. В узком коридоре галдит стайка оборванных дошкольников, ворвавшихся вслед за дружиной с улицы в дом. Боком — в узенькие «полкомнаты». Пашка остается снаружи, стоит в дверях. Скудные квадратные метры завалены вещами, заставлены мебелью. Здравствуйте. Мы народная дружина. Нас вот позвали... Зачем? Да мы сами не знаем, зачем. Уходите. Отворачивается к стене, накрывается одеялом. o:p/
За некрашеным, рассохшимся, заляпанным окном, в сонном пыльном безветрии, темнеет, и это не ночь: ленинградские ночи в мае белые. Нет, это буря надвигается на Нарвскую заставу с моря. Искоса направленным, желтоватым светом озарены напоследок улицы. Валя K вспоминает вдруг, где и когда он видел такой же странный свет: когда был маленьким и они уплывали из Ленинграда на барже. Смотри, сказал Вале старший брат. Валя обернулся на город и увидел над ним фантастическое, зловещее солнце, заревом гремящее по черному небу. Мама, там конец света? — спросил Валя. В ту ночь горели Бадаевские склады. Баржи бомбили, та, что ушла перед ними, потонула со всеми пассажирами. Верка мрачно смотрит в окно. Пашка отвернулся во тьму коридора, достал из кармана сахар-рафинад из заводской столовой и раздает мелким. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
4. ТАНЬ, СОЕДИНИ o:p/
o:p /o:p
Нет! Никаких липовых справок! Ты с ума сошла? Хочешь, чтобы нас всех посадили? Мы семья репрессированного, ни на секунду нельзя об этом забывать! Ну и что?! Какие другие времена, какие другие?! Проживешь с мое и поймешь, что времена всегда одни и те же! Помолчи, Ляля, дело даже не в этом. Дело в том, Татьяна, что липовая справка — это обман. Законы нужно соблюдать. А закон говорит тебе ясно и четко: поступила на вечерний — иди работай. Все, Татьяна. Ты хорошо меня поняла? И Наденьке своей передай. Я, конечно, никуда заявлять не собираюсь, но мое мнение — это бесчестно. o:p/
Ну и куда я пойду? На завод?! А почему бы и не на завод? Я не хочу на станке работать! Не хочу! Меня вообще не возьмут на завод, я поступила на фи-ло-ло-га, ты понимаешь?! Выйди вон. Выйди вон, я сказал. А это все твое воспитание! Кого я вырастил! Кого я вырастил! o:p/