Когда первый дым рассеялся, стали думать, что же теперь делать со школой. Просто переводить в другую было бесполезно — конституцию проходили ведь во всех седьмых классах, а что на эти уроки он все равно ходить не собирается, Юра успел выкрикнуть в первый же день возвращения, пока папа гонялся за ним по квартире с вешалкой от брюк в руке. «Выходить мерзавца» ему так и не удалось, он ведь был сердечник и не мог выиграть в соревнованиях по бегу. Папа никогда нас не наказывал, и я подозреваю, что ему не больно-то и хотелось начинать...
Юру спасла бабушка. Надо сказать, что на этот раз она действительно повела себя как любящая бабушка. Она появилась у нас без приглашения, железным голосом объявила, что она все знала: и про Третьяковку рассказала, и про Юрины безусловные способности к литературе, и про глубину его натуры, и еще про многое, о чем у родителей до тех пор не было времени задуматься. Вердикт: она забирает Юру в школу, куда сама устраивается работать дополнительно, на полставки (ее основная школа была ведь женской). Все молча согласились, а какой у них был выход? Забегая вперед, скажу, что Юру в его новой школе очень далеко от дома как подменили. Он вдруг — и навсегда — обрел интерес к наукам и стал учиться просто блестяще. А с конституцией орденоносец-бабушка управилась легко — просто Юре дали не золотую медаль, а серебряную (по конституции — четыре; оно и правда четыре: в одной школе два да в другой два!).
Юрина эпопея была, наверное, одной из «трудностей», на которые ссылалась в разговоре с моим лечащим врачом моя мама, не желая забирать меня из больницы. Но только одна из... Более того, как это нередко бывает, неприятная эта история послужила улучшению отношений Юры с папой и папы с Юрой. Брат, по-видимому, впервые ощутил, что он дорог этому человеку (обращение к Мехлису в те времена с огромной вероятностью могло не просто привести «ответработника» к служебному краху, а иметь и еще более тяжкие последствия). Папа тоже, видимо, понял, что нельзя жить в семье и чуть ли не не замечать человека, которого ты признал как своего сына. В результате Юру впервые в жизни отправили на юг, в Хосту, под Сочи, где у папиной организации был пионерский лагерь «санаторного типа». А Юра, не знаю, с какого времени, но когда я вернулась из больницы — уж точно, стал называть Григория Сергеевича папой, сначала редко, в отдельных случаях, а потом привык...