Новый Мир ( № 4 2007)

В 1-м номере (2007) “Дальнего Востока” также опубликована подборка И. Шепеты под названием “Сценарий жизни снова перечесть”, включающая и “забавные четверостишия” из цикла “Комплекс неполноценности”: “Я о тебе все время думаю, / Спать не могу и просто жить: / Каким поступком, текстом, суммою / Тебя к себе расположить?”

Марат Шериф.Стихи. — “День и ночь”, Красноярск, 2006, № 9-10.

Дебютная подборка поэта из Новосибирска — четыре легких, несолидных лирических этюда. Вот самое “конструктивное” из них, называется “Стихотворение о вороне, которая сидит на березе”: “Хочу в стихотворении / (Я подчеркну — не в прозе!) / Вам описать сидение / Вороны на Березе. / А чтобы вы мне верили, / Спешу определиться: / Береза — это дерево, / Ворона — это птица. / Сиденье — это действие / В знакомой с детства позе / (В контексте, соответственно, — / Вороны на Березе). / Для самых привередливых — / Еще определенье: / Все строки (плюс последняя) / И есть стихотворенье”.

Привет Николаю Глазкову и Валентину Берестову, как говорится. Андрею Усачеву, мне кажется, тоже бы понравилось.

100 лет со дня рождения Д. С. Лихачева.— “Наше наследие”, 2006, № 79-80.

Две трети материалов этого сдвоенного номера связаны с личностью и работой академика Лихачева. Журнал открывается статьейС. М. Миронова,который кроме председательства в Совете Федерации РФ возглавляет редакционный совет “Нашего наследия” (кстати, в номере есть рассказ о мироновской личной страсти — собирании редких минералов; коллекция хранится в его рабочем кабинете).

Обзорно-мемуарная статья главного редактора журналаВладимира Енишерловаи воспоминания внучки академикаЗинаиды Курбатовой—два ключевых здесь для меня текста, помогающих увидеть за юбилейным шумом “лихачевских дней” живые черты весьма не простого человека. Вот один штрих. “Человек всегда получает то, что заслуживает. Дедушка заслужил славу великого ученого, патриарха русской культуры, заступника за обездоленных. И вот вам хеппи-энд — недружная семья, распад которой особенно обозначился в последние годы его жизни” (З. Курбатова). “Мне кажется, что к концу жизни Дмитрий Сергеевич все более ощущал одиночество” (В. Енишерлов).