Но и этого нашим разъярённым красавицам показалось мало: тех, кто не сел, ждало более жестокое наказание — смерть. В Москве — это даже показали в новостях — силами черёмушкинского ОМОНа был расстрелян Игорь Береговой — из всех нас самый далёкий от занятий литературой и самый буйный, чемпион Украины по боксу, в чьих руках трещали не только парты шестого этажа, но, бывало, и наши кости. Репортёр сказал, что он возглавлял крупную преступную группировку, занимавшуюся захватом и убийством заложников, — смешно.
Следующим настал черёд Димы Короленко, хорошего рассказчика, активиста, когда-то собравшего нас всех и увезшего на Камчатку строить дома камчадалам и камчадалкам. По возвращении Сергей надолго пропал из нашей жизни, а нашёлся уже мёртвым, с перерезанным в трёх местах горлом, чтобы наверняка никому ничего не рассказать. Совсем недавно — после филфака прошли годы, мы думали, что всё осталось в прошлом и поросло быльём, — эхо войны докатилось до Стаса Стрижевского — члена правления областного Союза писателей, — фигуры знаковой во многих отношениях, и не только для меня, но и для всех нас. Со Стасом Стрижевским мы много и отчаянно спорили, всегда — не доверяя устоявшемуся мнению, всегда — требуя доказательств. Бесспорно одно — не надо было Стасу ездить на 1 мая 2002 года в Богодухов, потому что ждала его там не любимая женщина, отогревшая бы и отвлёкшая от мрачных предчувствий, а сама смерть собственной персоной. Когда работники милиции нашли тяжёлый тупой предмет, которым Стасу проломили его светлую голову, всех, кроме нас, волновал один вопрос: кто это сделал? Мы, конечно, уже догадались. “Да что же это у вас за курс такой?” — спрашивал прокурор. Курс как курс: мальчики — девочки; зачёты — спецпредметы; двойки — пятёрки. А что — у вас было как-то по-другому? Иначе? Мы никогда не думали, что чем-то отличаемся от других, таких же, как мы, студентов — вечных, как писал Пушкин, прожигателей жизни.