Новый Мир ( № 3 2009)

Компьютер, огромный, гудящий и трясущийся, как пожилой холодильник “Веста”, загружался минуты две. Меня удивил бардак. Книги валялись как попало, некоторые — корешками вверх, тетради — одни открыты, на других круглились следы некогда расставленных здесь чашек с чаем, диски без коробок, из недр шкафа выбросилось платье. Уж не похозяйничали ли тут до нас? В запертой комнате сотрясалась форточка. Сначала я не могла понять, откуда скрип. Будто кто-то ходит за тобой по пятам, оборачиваешься — пустота.

Егор вскипятил воды и залил посуду. Заварил две чашки чаю, хотя пить горячий чай совершенно не хотелось — ни мне, ни, думаю, ему.

Компьютер очнулся, возник рабочий стол с изображением двух пешек — черной и белой, стоящих в соседних диагональных клетках. Следующим ходом для одной из них должен стать мат — разумеется, в масштабе их пешечьей жизни. Рабочий стол усеян иконками — но не программ, а вордовских файлов.

Она таскала с собой телефон с фотокамерой. И делала никчемные, размытые, сползающие в зеленый или маргенту снимки. Вот и все занятия, если не считать работы.

— Может, все же не будем? — еще раз спросила я.

Егор только пожал плечами — поздно.

Я стала открывать и закрывать все файлы подряд. Некоторые из них содержали одну фразу, другие и вовсе были пустыми. В третьих текст как будто шел потоком — я даже выхватывала взглядом, наскоро перелистывая, кое-что интересное, — но ближе к концу файл все-таки обрывался.

Для верности мы списали все файлы, которые нашли, включая папку с картинками — там были те же зеленые, желтые и маргентовые фотокарточки. Многие впечатлили нас, в том числе и меня с Егором, и были нам уже известны, она вела интернет-дневник, где только и вывешивала что смутные фотоизображения.

Выгребли даже входящие и исходящие из почтовой программы — она пользовалась “The Bat”, летучая мышь забирала письма с сервера, уж и не знаю, копии или целиком, с концами. Ломать — так без сантиментов. Мы могли списать пароли — во всяком случае, тех ящиков, которые были замкнуты на программу, — чтобы затем, может, тоже почитывать корреспонденцию. Но посчитали, что это уже слишком. Да и будет лизатем?

— У меня была тетка, совершенно сумасшедшая, — сказал Егор. —

Я почему говорю, ты знаешь, тут такой запах. Она все время сидела в своей комнате, курила и пудрилась. Табак и пудра — это все, что было в ее жизни. Ты знаешь, да, загнулась одна страна и не возникла другая, а тетушка как не рождалась. Умерла рано, в сорок лет. Да я и не помню ее. Помню только табак. И пудру.