Новый мир. № 3, 2004

После обеда иногда соглашался полежать в саду под яблоней. Лежал на раскладушке в своей любимой позе: на спине, руки под головой, ступни скрещенных ног двигались беспрерывно, ритмично поглаживая друг друга. Мне казалось, что эти движения связаны с ходом мысли».

Из московского прошлого: «Мне часто советовал не разбрасываться и не торопиться: „Главное, чтобы капелька за капелькой падала в одну точку. Тогда и маленькая капелька горы разрушит“. Если задавался вопрос по поводу непонятных слов или явлений, строго отсылал к словарю».

Сергей Залыгин. Заметки, не нуждающиеся в сюжете. Предисловие Анатолия Наймана. Публикация Марии Мушинской. — «Октябрь», 2003, № 9 — 11 .

Писатель и редактор нашего журнала работал над этими заметками в начале 90-х. Организованы они несколько бессистемно, крокбами; хроника событий обильно разбавлена «лирическими отступлениями», временами выплавляемыми в простодушную исповедь, в разговор с самим собой, прошлым и нынешним.

«В то же время никто не начинает писать, не ощущая себя личностью. Я себя таковой ощущал — в застойные времена потому, что писал много, много издавался, потому что выиграл схватку по проекту Нижне-Обской ГЭС, потому что не только был беспартийным, но и чувствовал свою беспартийность как независимость, как свою личность; в начале перестройки — потому что был востребован, возглавил журнал, который должен был сыграть и сыграл свою особую роль, потому что выиграл в проблеме „переброски“ и в других подобных проблемах, а — сейчас?

Я не Солженицын, тот может быть один — один в поле воин, он знает, что его дело не умрет в веках, во мне нет и никогда не было чувства исключительности, нет и проницательности, тем более мгновенной, и отношения с любым человеком я начинаю с доверия: может быть, этот умнее меня и больше меня понимает в проблеме? В конкретном деле, в нынешнем дне? Не видя же перед собой личностей, я спрашиваю себя: „А может, я тоже безличностен?“ Мне нужна личностная атмосфера, но я никогда за всю свою жизнь так не чувствовал силы обстоятельств, как сейчас, — обстоятельств позорных и лживых, никак не способствующих тому, чтобы что-то делать. Что-то общественное».

«Да, со временем я стал писателем, но привязанность к мелиорации сохранилась, из этой привязанности возникла и экологическая деятельность. И другое: кажется, мне удалось никогда не заниматься тем делом, которое мне не по душе, так же как и тем, чего я не знаю, в чем не чувствую чего-то своего, родного, так или иначе мне присущего. Из этого, в свою очередь, вот что проистекло: мне нужны данности, которые я могу принимать без размышлений. Доверять им — и только. Не так давно я прочитал одного английского православного епископа (кажется, мы его даже печатали в „НМ“) Антония (Блума), он пишет примерно следующее: вот француз просыпается утром, он что? — разве он думает о том, что такое Франция? И кто такие французы? Нет, никогда, потому что это ему дано с детства, это для него данность, и все одним словом высказано. А русский человек? Он уже несколько веков размышляет над тем, что такое Россия, каков есть он сам, русский человек? Ей-богу, я всю жизнь удивлялся этому точно так же, как и владыка Антоний.

Перед моим окном береза, я думаю о ней. Но ведь от моих размышлений она не становится сосной и даже — чуть-чуть не березой?! Нет размышлений без данностей, без них не может быть решений и исследований. <…> Вообще меня не очень-то волнует вопрос о власти, тем более — ее декларации и программы. Самый важный для меня вопрос я в декларациях не находил, а вопрос, а проблема состоят в том, чтобы государство обеспечило своим подданным условия для такого труда, заниматься которым можно было бы с максимальной добросовестностью, чтобы производительность труда была в равной степени выгодна и трудящемуся, и государству. Вот и все. И все тут права человека, и все общественные условия, и вся тут экология, и весь гуманизм. Если между государством и трудящимся возникает капиталист — пусть ему тоже будет невыгодна ни чрезмерная эксплуатация рабочего, ни больное государство. Пусть это утопия, но разве утопии лишены принципов».

Совсем как у Фаулза (см. выше о статье Ермолина в «Дружбе народов»).

Юлия Качалкина. Смерть поэтического диалога. — «Знамя», Санкт-Петербург, 2003, № 11.

«В нашей современной отечественной поэзии разрушается такая удивительная форма, как поэтический диалог современников, живущих на разных параллелях земного шара и пишущих на разных языках. <…> Сегодня у нас в поэзии нет не то что межнациональных пар вроде Белый — Йейтс, Рильке — Пастернак и Оден — Бродский. Нет даже имен современников, введенных в строку на уровне сравнительного оборота: как тот-то и тот-то тогда-то пел… Бог с ней, с перекличкой на уровне смыслов. Хотя бы перекличку имен…»