Новый мир. № 2, 2003)

Наслаждаясь, смотрела с откоса,
как река набухала и таяла,
и громадилась ветвь абрикоса,
и лиса из-за дерева лаяла.
Берегла, припадала к любимым
берегам, и тропинкою замкнутой
убегала навстречу гонимым,
исцеляла нелюбых и загнанных.
Доводила спасенных до дрожи,
всех жалела, слыла греховодницей —
самым загнанным зверем и в то же
время — самой жестокой охотницей…

Две жизни

То ли дождь — и газета стрекочет,
как у Бунина, то ли пчела
мозговую подкорку щекочет,
надоела, две жизни свела.
Вечен солнечный маятник Граса,
май, горячие руки подруг,
и любовь до последнего часа.
И свисающий с неба паук.
Тень прилипла, газета свалилась,
и гамак, тяжелея, провис.
В изголовье рябина светилась.
Вдалеке угасал кипарис.
А гамак — отвратительней плена —
паутиной, как дратвой, прошит.
И как в детстве, прижаты колена
к подбородку. И дождь шебуршит.

* * *

Слишком низок порог болевой
у пророков рязанских и тульских,
все пируют с дурацкой толпой
в номерах на окраинах тусклых.
Угадать ли, впиваясь в глаза,
соглядатая и вертухая?
А в прихожей шинель и кирза,
и коллега, и муза бухая.
«Жизнь — жестянка», — басит эпигон,
входит, дверь распахнув сапогом,
делит славу, воркует, снобится.
В окнах снег. В стакан'aх самогон.
И в чернильнице кровь ясновидца.

Григорий Марк Одинокий пилот

Марк Григорий Маркович родился в 1940 году в Ленинграде. По образованию математик. С 1974 года в эмиграции. Автор четырех лирических сборников. В настоящее время живет в Бостоне (США).

* * *

Итак: итог — не подводить итога,
но продолжать обрывки фраз плести
и вслушиваться в них до глухоты,
до вспышки смысла. А в конце дороги
связать концы с концами, завязать их,
как узел брачный, чтоб — не продохнуть,
хоть мозг упрямый норовит взбрыкнуть
и выскочить из сбруи обязательств.
Так запрягай! Поедем по стихи
в открытый храм, где служат литургию
иголкой каждой сосны голубые,
замаливая все твои грехи.
Войди в молитву, и дремучий лес
в шуршание высоких крон поднимет.
Раскинув руки, повторяй за ними:
я часть Тебя, и я уже воскрес.
В меня насквозь струится ливень звездный,
и грязь, налипшую за долгие года,
смывает он. До Страшного Суда
еще есть время. Ничего не поздно.

* * *

Дрожащий лес — эпиграфом к любви,
мох пересыпан муравьиным крошевом,
татуировка сучьев, скрип травы,
в плероме лиственной — личинки прошлого.
Флотилии поющих комаров,
виденье самолета шестикрылого.
Вполнеба белый воспаленный шов…
Так долго длилось. И не знаю, было ли?

* * *