Я сидел в избушке, построенной вместо вокзала, в пустой и теплой комнате, куда только мимоходом заходили железнодорожники с разъезда. Я ждал Веру, почитывал Гёте, курил, смотрел в окно, как тают сосульки под крышей, и прислушивался ко всем шагам.
Утром, еще на нарах, у меня был разговор с Ниной Алексеевной.
— Не знаю, за что так ненавидят вас в этой теплушке, — сказала Нина Алексеевна.
— Неужели ненавидят? Я тоже не знаю, за что, — сказал я безо всякого интереса.
— Вы, наверное, и не замечаете, — сказала Нина Алексеевна.
— В самом деле не замечаю, — сказал я.
— Вы их не видите, вас целыми днями нет в вагоне. А когда вы исчезаете вместе с Верой, Левит изображает все то, что вы, по его мнению, с ней там делаете. Вы не знаете, как они гогочут. Они вас называют юродивым. А Галопова выступает с рассказами. Она подсматривает за вами, — сказала Нина Алексеевна.
— Боже мой, да и пусть их говорят, — ответил я.
— А я не могу этого выносить. Они в каком-то сладострастном возбуждении следят за вами. Я в жизни моей не слыхала такого количества гнусностей. И главное, вся их ненависть обрушивается на меня, потому что я вмешиваюсь и прекращаю эти представления, — сказала Нина Алексеевна.
— Мой друг, я в отчаянии, что вы подвергаетесь таким неприятностям из-за меня, — сказал я.
— И ваша Вера тоже хороша, когда за вас заступается. С ней ведь не стесняются. Ей сказали, что вы юродивый, а она отвечает: «Нет, это такой хороший, милый человек», как будто вы земский врач или учитель, — сказала Нина Алексеевна с досадой.
— Она говорит как умеет, я думаю, — сказал я.
— Не сердитесь на меня, но я больше не могу оставаться в этом вагоне. Мне обещали место в другом, и я сегодня туда перейду, — сказала Нина Алексеевна.
— Мне бесконечно грустно лишиться вашего общества, но я не смею возражать, если вам так неприятно здесь, — ответил я.
— Да я совершенно уверена, что вы ни разу не зайдете навестить меня, — сказала Нина Алексеевна.
Может быть, вагонные сплетни действительно дошли до неприличия, но что мне было делать? Я ничего не умел придумать и только сказал Вере, что буду выходить за час до нее, чтобы наши совместные исчезновения не были так демонстративны. Потому-то я и сидел на вокзале. Но Вера пришла, не дождавшись условленного времени.
— Вы знаете, Верочка, что Нина Алексеевна от нас уходит? — спросил я.
— Ах, я очень рада, — сказала Вера.
— Почему вы так рады? Нина Алексеевна — мой друг. И к вам она прекрасно относится, — сказал я.