— Что значит “я не смогу”? Где-то бродите рядом — и вдруг “не смогу”?! Что за дела. Приходите, не пожалеете. Нам никто не помешает. Я жду. Давайте, давайте.
— Вы правда избавляете от депрессии? — спросил Лев Лаврентьевич, потому что ему действительно было интересно услышать ответ.
— И от комплекса вины. И от дискомфортных переживаний.
— Получается?
— Еще как!
— Позвольте сознаться: не верю. Никому не верю, а вам особенно.
— Миленький, да ведь это ж надо на себе испытать, прочувствовать, а уж потом — верю, не верю. Я высшей квалификации терапевт. Я работаю с гарантией, как-никак.
— Но без интима, — попытался поддеть ее Лев Лаврентьевич.
— Только не говори, что тебе нужен интим. Солнышко, тебе общение надо, а не интим. Я ведь знаю, с кем дело имею.
— А в чем гарантия, интересно? (И действительно: в чем, интересно, гарантия?)
— Месячная отсрочка от суицида после одного сеанса.
Звучало весомо.
— Блин, — оценил гарантию Лев Лаврентьевич. И услышал:
— Ну ладно по телефону трепаться. Адрес напоминаю.
Напомнила.
А почему бы и нет? Даже интересно с ней пообщаться. Все новые впечатления.
…Дверь открыл шкаф — широкоплечий, широкоскулый, и глаза у него были расставлены тоже предельно широко. Бритым наголо был.
Смерив взглядом Льва Лаврентьевича, он громко сказал: “Твой!” — и удалился на кухню.
Из комнаты вышла — Лев Лаврентьевич сразу узнал в ней “одетую” — полная женщина лет тридцати пяти — сорока, губы накрашены, стрижка каре; “одетая” была одета в спортивный костюм сочно-синего цвета и походила на ветеранку большого спорта — всего более на бывшую штангистку в среднем весе.
— Ну-с, в чем же наши проблемы?
— В смысле? — спросил Лев Лаврентьевич.
— Угрызения совести? Ощущение невыполненного долга? Нравственные страдания из-за собственного несовершенства? Нет? Пальто, будьте любезны, сюда. У вас что, вешалка оторвалась? Почему не пришито? Жена есть?
— В общем, да, — пробормотал Лев Лаврентьевич, повесив пальто на петельку для верхней пуговицы.
Интервью продолжалось:
— Я хочу знать причины депрессии. Что не устраивает?
— Меня все устраивает… но как-то все не так… неправильно как-то…
— Чувство вины?
— Да нет никакого чувства вины… Ни перед кем я не виноват…
— Ну конечно. Претензий к миру у нас больше, чем к себе. Во всем у нас человечество виновато.
— В целом у меня к человечеству нет особых претензий, разве что к отдельным его представителям есть, и большие… Но, с другой стороны, согласитесь, в каком-то смысле человечество наше… увы, увы…
— Человечество — увы, а вы — ура.