— Луку купи — надо подрезать, — сказала из-за спины жена. — Этот вон весь как лапша. Тоже... делают...
После шашлыка взяли свежих помидоров и соленых огурцов, хлеба, сока апельсинового и пачку морса “Добрый”, печенья для сына, картошки с красной кожурой (“напечем!”), селедку, куриных крылышек, бутылку “Мерло”...
— “Хуббу-Буббу” еще, пап! — задергал сын.
— Никакой “Хуббы-Буббы”! Ешь нормальный шоколад... Дайте “Золотые купола” с орехами.
Сын заныл:
— Не хочу-у!
— Замолчи вообще! — Сергеев повернулся к жене: — Что, водку брать?
Хотел услышать: “Да не стоит. Лучше пиво пейте”. Но жена пожала плечами:
— Возьми одну.
— Бутылку “Путинки”. Ноль семь.
Продавщица помучила калькулятор.
— Всё?
— Всё. — Сергеев полез за деньгами.
3
Дом Андрюхи стоял на южной окраине Клязьмы, недалеко от Ярославского шоссе. Днем шум машин почти не был слышен, зато после захода солнца становился отчетливым, раздражающим, как работа старого, то и дело готового заглохнуть и в то же время какого-то сверхмощного мотора... Побыть в абсолютной тишине здесь, как и в Москве, не получалось.
Путь от станции до Андрюхи неблизкий — километра три, а вещей набралось — хоть бросай. Лямки рюкзака давили на плечи, пакет в левой руке потихоньку рвался, и очень быстро Сергеев пожалел, что столько всего набрали: “Потом бы вместе со всеми, когда собрались... Наташка наверняка на машине будет. Сгоняли бы...” Мешала и бутылка “Старого мельника”, которую он купил в ларьке в последний момент — пиво на ходу не пилось, а бросать было жалко; хотелось идти быстрее, но жена с кенгурушником на груди отставала, сын постоянно наклонялся за палыми шишками, набивал ими карманы, терял, опять нагибался. Жена ругалась:
— Ну куда ты их пихаешь?! Саша! Пойдем!
— Я в костер хочу!..
— У Андрея там наберем. У него много.
Сергеев чуть не сказал, что у Андрюхи никаких шишек нет, с его участка даже сосен не видно, но тут же осекся: сын поверил и побежал вперед...