Новый Мир ( № 1 2006)

— А я и не знал ничего. У меня дома телевизора нет. И вот звонят мне журналисты. Так, мол, и так, Минобороны комментировать отказалось, может, ты чего скажешь? Б…, говорю! Я-то скажу! Только смотрите, как бы вам потом телеканалы ваши не позакрывали вместе с газетами! И созвал их всех к пяти часам в подземный переход на Садовой. Взял у соседа гармошку, награды нацепил и поперся туда. Шапку на землю кинул, сижу наяриваю “В Афганистане, вашу мать, в черном тюльпане, чтоб его!”. Приезжают папарацци. А я знай себе на гармошечке фигачу. Я, говорю, так буду на жизнь зарабатывать, раз мое государство кинуло меня на произвол судьбы. У своих, говорю, земляков и соотечественников буду деньги выпрашивать, говно, говорю, буду жрать с голодухи, как паршивый пес, а у врагов своих ни копейки не возьму. Пусть, говорю, Масхадов этими тысячами подотрет себе свою черную задницу! А еще лучше — пусть пошлет их нашему министру обороны на бедность! Ну, как мне потом товарищи рассказывали, про министра фразу все каналы вырезали, зассали!

Пенсионеры решили ночевать на остановке. Они сели рядком на лавочку и опустили головы. Никита пошел в ближайшую деревню за едой. Продуктов ему не дали, в стариков, идущих из Петербурга в Москву, не поверили.

— Эх ты, солдат! Провианта не добыл! — сказал Геннадий, огрев Никиту свинцовой ладонью по плечу. — Все небось спасибо да пожалуйста, простите-извините? А с ними церемониться нечего! Будешь сопли жевать — до нитки оберут, никакая жилка в душе не дернется, такой народ нынче пошел. Безжалостный.

— Какое время, такие и люди, — вставил Матвей Иванович.

— И я о том, батя. Железобетонные мы все. А вместо сердца — плазменный экран. Пойду разберусь там. — Прапорщик козырнул и заковылял в темноту, потом обернулся и кивнул на Никиту: — А парнишка-то у нас больно мягкий, как не сейчас живет! — И исчез.

Вернулся Геннадий с семью батонами и бидоном молока. Перед сном старики на всякий случай попрощались друг с другом.

— Как перед боем, мы тоже так делали, — сказал прапорщик, вытягиваясь на траве за остановкой. — Махнешь сто грамм, помянешь заранее и себя, и товарищей, и вперед на чехов.

— Мы-тосвоюстрану от захватчиков защищали, а вы что? — раздался с остановки голос Матвея Ивановича.

Прапорщик Геннадий дернулся и глухо произнес в пространство:

— А мы, батя, приказ выполняли. Рассуждать — не солдатское дело, сам знаешь. Спи себе с Богом, нечего нам с тобой делить, по одной дороге умирать идем.