Новый Мир ( № 4 2009)

А потом я развелся, и вот — иду на шестнадцатилетие старшей дочери, и, от волнения что ли, мое сердце, без перебоя бившееся сорок пять лет, что-то затрепыхалось в груди, потому что все это было нереально: ведь только вчера мы лежали здесь в зеленой траве с Юркой Громовым и никаких детей у меня, разумеется, не было, я сам был младше, чем моя дочь, к которой я шел, и мы лежали в траве и обсуждали девчонок, в которых нам только еще предстояло влюбиться, а бульвар был еще совсем так себе, ну, едва-едва оперившийся, а сейчас — красавец, в самой поре, и деревья, как на подбор, такие крепкие, красивые деревья, мои, можно сказать, ровесники, только выглядели они крепко, молодо, как молодые парни, которые только налились силой и красотой и начинают, что называется, жить, а я шел в резной тени деревьев и ощущал, что сердце трепыхается в груди и половина головы у меня седая, и хотя я в хорошей форме и любого пацана обставлю на велике, а все-таки сорок пять — не двадцать пять, а деревьям по фигу такой возраст, он им легок и приятен. И тогда я подумал, что еще пройдет время, и моя дочь, как я когда-то, выйдет на бульвар с коляской, в которой будет лежать ее младенец и мой, значит, внук, а деревья будут стоять, как стояли, еще красивее, еще крепче, а потом и меня не станет, а деревья

так и будут жить, прекрасные, могучие, и кроны их будет видно уже издалека, и это будут прекрасные кроны, особенно осенью, когда весь бульвар, на котором раньше ничего не было, кроме мокрой ободранной глины, будет по зеленой траве засыпан пятнами солнечных желтых и красных листьев, и мамы будут все так же выгуливать младенцев в колясках, и лист будет косо слетать, порхая, и малыши, может быть, даже мои правнуки, будут “лопать” на асфальтовых дорожках белые шарики с тех самых кустов.

А где-то в чаще этого бульвара, который со временем превратится в дремучий лес, вырастет необыкновенное дерево, соединяющее небо с землею, — громадное, как священный ясень Иггдрасиль, к которому древние боги викингов пригвоздили могучего Одина, чтобы сделать его шаманом, — я, невидимый, буду иногда садиться на ветку этого дерева, гладить по голове ястреба, полинявшего от непогоды, и смотреть вниз, на город и на мальчишек, которые будут играть в непонятные мне игры там, где мы когда-то играли в ножички.

БРАТ

— Ну ладно, хватит разыгрывать, — сказал я незнакомому мужскому голосу. — Кто это?