виноцветное море откроется,
Многошумное море — таласса.
Как хотел мой отец
увидать этот край, этот рай.
Не пришлось, не случилось,
да и я не увижу, наверно.
Но беды в этом нет —
жизнь не трепет оливковых рощ,
Жизнь — рост души,
ну а где и когда — разве важно.
Пациент и Гомеопат
Поволоцкая Ирина Игоревна — москвичка, окончила режиссерский факультет ВГИКа, сняла несколько художественных фильмов. Лауреат премии имени Аполлона Григорьева. Постоянный автор “Нового мира”.
“При расстройстве от горя и тоски — Игнация 3.
От испуга — Аконит, позднее — Сумбукус.
Вследствие гнева и досады — Хамомила, Бриония.
При раздражительности и чрезмерной радости — Коффеа…”
(Из домашнего гомеопатического лечебника)
...Тогда женщины-кондукторы на станциях московской подземки, бдительно следя за входом и выходом сограждан, поднимали над головой металлические кружки-диски и, лишь зады пассажиров скрывались в вагонах, кричали гортанными, но свежими голосами — Га-тов! Эхо громыхало, двери смыкались, состав трогался. И на каждой дежурной была тужурка с металлическими пуговицами и фуражка с алым околышком. Впрочем, вся огромная страна, кажется, ходила в форме.
А у Евгения Бенедиктовича Лючина было бычье сердце.
Оно могло разорваться от обычного вздоха.
И Женя Лючин, тридцати четырех лет от роду, глотал гомеопатические лекарства, высыпая на ладонь крохотные шарики, а затем забрасывал их в рот, и они сладко стаивали на языке, облегчая боль и жизнь, успокаивая звучными названиями и регламентацией приема, не говоря уже о приватных советах Гомеопата. Укроем его подлинное имя, поскольку имя доктора было табу, и сама история наша, словно в зеркалах, поставленных друг противу друга, двоится, множится, посему расплывается, глохнет, с неизбежностью превращаясь то ли в земной прах, то ли в звездную пыль…
Однако!