Новый Мир ( № 2 2007)

В мае в Ашулук заходила со взморья селедка. Кромка берега, чилим, осока — пенились молокой. Бочками, полиэтиленовыми мешками из-под суперфосфатных удобрений Вадя возил малосольный залом в Волгоград, Тамбов, Мичуринск.

Гонимый песчинкой под ураганом эпохи перемен, вдвоем с корешком они вышли на трассу и стопанули фуру “Внешторга”, шедшую в Иран с грузом хохломы.

Соскочили в Дербенте. Сначала на кладбище “лбожили бут”: ограды богатых надгробий, забор, обкладывали цоколь мастерской, где резали, травили, шлифовали черный мрамор. Бутовый камень подвозили с моря, в него уходила древняя стена. Разбирали ее по грудь, по пояс в

Дим-дим

Полищук Дмитрий Вадимович родился в 1965 году. Поэт, литературный критик. Автор трех поэтических книг. Живет в Москве.

Ода к Му вторая

 

1

Привет вам, хоры цикад!

Моря мерные речи!

Вам, как предчувствию, рад,

с той лишь ищу я встречи,

кто к нашим краям земли, —

жизни певчая сила! —

эллинские корабли

за мечтой приводила.

 

2

Довольно я тщетных лет,

чувственным отвлекаясь,

легчайших сандалий след

не разыскивал! Каюсь —

и нынче был помрачен

видами взору близких

дев обнаженных и жен

на брегах горгипийских.

3

Глина ли груди тугой?

Лона ль нежное жженье?

Что мне любови земной

игрища да сраженья! —

был в деле и сам не плох,

дважды бился недаром! —

эх, — по" три на выдох-вдох, —

тысячи тыщ ударов…

 

4

Не о телесном в тоске

в полдень отвесный лета

из вереска на песке

жгу костерок для света —

в небе темно от стрекоз,

тьмою кружа над дюной,

скрывают от плотских грез

в мир приход Вечно Юной.

5

Подруга, прости ж навсегда.

Женской верна гордыне,

Муза приходит, когда

прочих нет и в помине.

В пальцах вертя колесо

солнца, вся — ослепленье!

В хоре кузнечиков, со

стрекозой на колене.

2002, 2005, Горгиппия.

 

Большой Муравьед

Из цикла “Зверушки”

Упрусь задними в Кремль, брюхом вытянусь вдоль Тверской.

Передние распрямлю в переулки, одну в Столешников, другую в другой.

Ужо сшибу Долгорукого, и вот к подземному переходу губами приник,

запускаю туда свой шершавый, свой липкий, свой чуткий язык.

Как же там тесно в тоннеле! Жду, чтоб вылез мой красный с другого конца.

И чувствую — есть! Поналипли и соки пустили маленькие тельца.

Изрядно ж тут пряталось, глупых! Вытягиваю свою ловчую снасть —

вся обклеена, как муравьишками, густо, зря ни одному не пропасть.

И всасываю их, плюя шкурками. Так завтракает Большой Муравьед.

Ни души в мэрской Мэрии. Дальше Пушкинская. Здесь нам сыщется

                                                                                                         на обед.

Особливо если засунуть в метро через “Чеховку”. Но, чу! господа, —

стонут дома по Страстному — сама подползает Самка сюда!

 

Ты завтра