Новый Мир ( № 1 2007)

Он вообще постоянно врал ей, не изменяя, — врал в миллионе мелочей, почти без причины, и держал все это в лопающейся голове, чтобы не попасться, — и попадался. Зачем, зачем он устроил себе эту двойную жизнь в невинных, казалось бы, пустяках? — но в таком количестве пустяков, которые были способны похоронить все.

Смотрит. Смотрит на него. Ковырялся вилкой, подлил себе водки, и все это — боясь поднять глаза.

Он просто говорил что удобнее и жил как удобнее, а удобней всего оказалась неправда. У нее вообще масса плюсов. Снять лишние вопросы, когда даже просто лень объяснять. Пустить пыль в глаза: я лучше, я прямо-таки античный герой. Не напрягаться для того, чтобы сделать что-то реально или сказать всерьез.

Олег даже не думал, в какую ловушку загонит себя. Первая же совместная посиделка с друзьями и новой девушкой обернулась страшным напряжением, потому что весь диапазон разговоров оказался сплошным минным полем, где друзья могли что-тосболтнуть. Куда ни ступишь — чудом не взрыв. Вот вчера он выпил с Никитой пива, а Евке зачем-то сказал, что весь день ворочал тома в читалке, несчастный... А на прошлой неделе ходил на тусовку такую-то, потом соврал про другую — зачем, шило на мыло!.. Этот груз грошовых тайн по мере того, как все у них становилосьсерьезнее,нависал гильотиной, и...

Иногда скелеты все-таки выпадали из шкафа, ввиду их большого количества, за всеми не уследишь. Но чтобы так “удачно”, как в эту праздничную ночь, — такого еще не было.

А ведь он любит ее! Любит!

— Да выключайте вы, блин, этот чертов телик! Танцуем! Расселись, как пенсионеры...

Кто-то и Костярин, рубашкой облепленный, сдвинули стол. Загрохотал, пробуя голос, мафон. Кто-то спорил о дисках и о “направлениях”, кто-то раздавал бенгальские огни, которые жалили руку, а после было не ясно, куда положить (чтоб не расплавить клеенку). Кто-то, при попритушенном свете со множеством бестолковых посудных отблесков, уже танцевал, другие нетрезво таращились.

— Нам надо поговорить. — Ева смотрела куда-то поверх Олега. — Пошли в подъезд. — И она проследовала, задержавшись только над свалкой обуви.

В подъезде — пусто и светло, светло от лампочек, которые здесь образцово-показательно на каждом этаже, а пусто... Наверное, от музыки и голосов за каждой наглухо закрытой дверью. Эти странные шумы — в ином узнавался дикий, как мутант, обрывок знакомой песни — бродили по площадкам, по лестницам, странно подчеркивали их громадные, сиротские пространства.