Новый директор

— Товарищи! Я продолжаю, — опять начал Константин Семенович, когда все успокоились. — С первых лет революции в школе было так много противоречивой путаницы, прожектерства, самых разнообразных влияний, что разобраться во всем этом сейчас очень трудно. Новая педагогика могла рождаться, только опираясь на практику жизни. Я имею в виду не только Макаренко. В школах работало немало талантливых педагогов, коммунистов по убеждению… К сожалению, их опыт почти не изучен и не обнародован. Не нужно быть очень наблюдательным, чтобы увидеть: в педагогике идет глухая, скрытая и очень острая идеологическая борьба. А Сама педагогика похожа сейчас на одеяло, сшитое из разноцветных лоскутков. Преобладают в нем розовые и черные цвета. Розовые — это сентиментально сюсюкающая «парная педагогика», или, как метко назвал ее Антон Семенович, — «дамсоцвос». Думаю, что именно благодаря этой педагогике так оторвана школа от жизни и так много среди учащихся барчуков, белоручек, презирающих физический труд… В ногу с ней идет педагогика — черные лоскутки. Еще в тридцать седьмом году Макаренко, критикуя какой-то педагогический опус, заметил, что в нем проглядывают длинные уши Иоганна Гербарта. А если бы Макаренко жил сейчас, в пятьдесят пятом году, то мог бы, пожалуй, сказать не только об ушах, но и о хвосте. Начнем с самого начала, от печки, от которой мы все танцуем… Вдумайтесь, что значит термин «Учебно-воспитательная работа»? Что он определяет и куда толкает нас, учителей? Разве это не перефразированное гербартовское понятие «Воспитывающего обучения»? Я много раз слышал от учителей такие фразы: «Школа учит — семья воспитывает» или: «Мы воспитываем на уроках, давая детям знания».

— А разве это не так? — спросила Маслова.

— Ну вот, видите! — развел руками Константин Семенович. — Нет, это конечно не так. Это совсем не так! Ученье — только одно из средств воспитания. Теоретическая жизнь, жизнь ума образует ум; но только практическая жизнь — сердца и воли образует характер, — утверждал Ушинский. Наша цель… Единственная цель нашей школы — воспитание советского человека. И «надо, чтобы все дело воспитания, образования и учения современной молодежи, — говорил Ленин, — было воспитанием в ней коммунистической морали». Но может быть, Владимир Ильич как раз и имел в виду воспитание обучением? Нет. Он говорил, что «воспитание коммунистической молодежи должно состоять не в том, что ей подносят всякие усладительные речи и правила о нравственности. Не в этом состоит воспитание». Об этом же Ушинский писал так: «Вздор, что мораль переходит в детей через уста родителей и наставников; напротив, менее всего… Бессилие моральных наставлений старших младшим давно уже оценено… бесконечные моральные проповеди делают негодяев, предупреждая и затрудняя нормальное развитие из собственных своих действий и действий других, которые и есть единственно прочное»… Учение не может быть самоцелью! Но почему тогда в нашей школе учение превратилось в цель? Да потому, как мне кажется, что результаты воспитательной работы не поддаются никакому учету. Если воспитание зависит только от ученья, то повышение процента успеваемости означает и повышение воспитательной работы. Этот взгляд привел к совершенно безобразному явлению: погоне за процентами успеваемости, к оценке работы учителя и школы в целом — тоже по процентам. Какой огромный вред наносит процентомания делу воспитания — даже трудно представить. Она толкает на очковтирательство, обман, лицемерие и многое другое, чего сразу и не учтешь.

— А что нам делать? — спросили из зала.

— Процент успеваемости в нашей школе не будет играть никакой роли. Если мы найдем нужным отказаться от пятибалльной системы, то откажемся! — Константин Семенович оглядел присутствующих и с улыбкой прибавил: — И перейдем на семибалльную или двенадцатибалльную… Товарищи, нельзя воспитывать старыми методами новых людей. Все приемы подавления самостоятельной деятельности детей: угроза, надзор, приказание, запрещение и наказание — остались. Даже список наказаний в нашей школе прежний. Правда, оставление без обеда, например, называется теперь иначе. Сейчас я вам прочту, как это называется… «Оставление после уроков для выполнения несделанного домашнего или классного задания».

— А кто в этом виноват? — спросил мужской голос. — Кто это насаждает?

Константин Семенович поднял голову и встретился взглядом с секретарем обкома.