Новый альбом

— Спасибо — сказал Стёпа, чувствуя, как разрастается где-то внутри чувство благодарности за этот простой и, в общем-то, обычный ответ. Что поделать, теперь приходится ценить такие вещи.

Поезд, дёрнувшись, остановился, и Стёпа, бормоча извинения, начал проталкиваться к выходу. Через несколько секунд жмущаяся возле дверей толпа выплюнула его, и он снова вздохнул с облегчением, оказавшись на улице.

От станции Спорткомплекс до работы было совсем рукой подать, и уже через десять минут Стёпа вошёл под свод ледовой арены.

Ему нравилась его работа. Кому- то покажется, что работать техником на катке— удел не самых продвинутых людей, но ему было плевать на подобные мнения. Здесь было просторно, высокий потолок, увешанный фермами со звуком и светом, не нависал над ним, как крышка гроба, а воздух был всегда чистым, свежим и прохладным. Плюс — тут царила какая-то своя, совершенно непередаваемая атмосфера. Дух соперничества, борьбы и азарта, пережитых эмоций, казалось, не покидал это место, даже когда часть освещения была выключена, а лёд погружался в полумрак. Он будто витал вокруг крохотных стульчиков на трибуне, наполняя пространство вокруг каким-то особенным, застывшим электричеством.

Утром Степе почему-то нравилось бывать на арене больше всего. Он медленно прогуливался возле трибун, убирая мусор, выгребая от бортов ледяную крошку и наводя порядок на скамейках игроков.

На сегодня дел было немного. Убрать из раздевалок лишнюю форму, разнести воду, подготовить лёд. С первым он покончил быстро, а вот с катком не хотелось торопиться. Что- то завораживало его в этом процессе. Машина, заливающая лед, медленно скользила по исчёрканной коньками поверхности, оставляя за собой гладкую и скользкую полосу. Будто гигантская механическая улитка, совершающая свою неспешную задумчивую прогулку. За рулем, ему, конечно, было тесновато, но на машине не было крыши, поэтому он мог спокойно высидеть на ней нужные полчаса, расставив в стороны коленки и наклонившись к рулевому колесу. Как ребёнок, выросший из игрушечной машинки, подаренной ему на день рождения несколько лет назад — грустно подумал он, случайно увидев своё отражение в плексигласовом ограждении коробки.

Проезжая очередной круг мимо сектора С, он увидел место, где сидела та девушка. Он снова вспомнил её взгляд — пронзительный, цепкий…будто прожигающий тебя насквозь. И в нем не было того, что он так привык видеть в глазах смотрящих на него людей — не было отвращения, брезгливости… и не было страха. Он всегда старался прятать глаза от женщин — ведь большинство из них видело в гигах угрозу, озлобленных без женской ласки и внимания троллей, способных на что угодно. Как морально, так тем более и физически.

А у неё не было этого и в помине. Было что-то другое, но что… Возможно, Степе и не доводилось сталкиваться с такими взглядами раньше. Он кружил по катку, стараясь думать о чём-нибудь другом, но хрупкая красавица всё равно не выходила у него из головы. Стёпа старался прогнать от себя эти мысли — таким, как он, нечего даже и думать соваться к обычным женщинам, можно таких проблем выхватить, зачем они ему. Но получалось плохо — он раз за разом мысленно возвращался к красному платью, будто светящемуся на трибуне.

Закончив подготовку катка, он загнал машину в подсобку и вышел обратно к коробке. Потянувшись и размяв затёкшие ноги, он встал, сунув руки в карманы, и задумчиво смотрел на блестящий, местами уже схватившийся лёд. Пора идти к себе в подсобку — тесную каморку в задней части арены, где ему приходилось находиться, когда лед был занят. Сегодня не будет игры — только частные детские секции по хоккею и фигурному катанию, а пугать своим появлением маленьких детей Степе было строго запрещено. Теперь он сможет выходить сюда только во время технических перерывов. Забившись в каморку, он достал книгу, помогавшую ему коротать время в такие часы, и углубился в чтение.

День пролетел довольно быстро. Степа доделал последние дела, выкинул мусор последних посетителей катка и встал возле трибун, оглядывая вновь залитый лёд, затем погасил свет и медленно пошёл в сторону выхода.

На проходной он попрощался с охраной, затем, низко наклонив голову, вышел из чёрного хода ледовой арены и тут же обомлел от неожиданности.

Перед ним, метрах в десяти, стояла она.

Сначала Стёпа решил, что ему померещилось, или у него совсем уже съехала крыша. Но тут она сделала к нему несколько шагов навстречу и помахала рукой. Это был не мираж. Он же, от неожиданности и смущения не в силах сдвинуться с места, молча стоял, ссутулившись, и исподлобья смотрел на неё, низко наклонив голову.

Она, видимо, устав ждать, когда он пошевелится, подошла ещё ближе и просто сказала:

— Привет.

У неё оказался звонкий и приятный голос. Степе почему-то показалось, что он знал, что её голос таким и будет — будто бы он слышал его раньше. Но это было абсолютно невозможно. Взяв себя в руки, он, краснея, выдавил в ответ:

— Здравствуйте.

Она звонко засмеялась.

— Такой большой, а смущаешься, как ребёнок.