Новые Миры Айзека Азимова. Том 5

Джером Бишоп, композитор и тромбонист, никогда раньше не бывал в психиатрической больнице. Он вполне готов был допустить, что может когда-нибудь попасть туда в качестве пациента (а кто не может?), но ему и в голову не приходило, что его пригласят как консультанта по вопросу о психическом расстройстве. Как консультанта!

Он сидел там в году 2001-м, когда мир был в ужасающем состоянии, хотя и (как утверждали) начинал понемногу оправляться, а потом встал, приветствуя вошедшую женщину средних лет. Волосы ее были тронуты сединой, и Бишоп с благодарностью подумал о собственной пышной и совершенно черной шевелюре.

— Вы мистер Бишоп? — спросила женщина.

— По крайней мере был с утра. Она протянула руку:

— Я доктор Крей.

Он пожал ей руку и пошел следом, стараясь не поддаваться унынию, навеваемому казенными бежевыми халатами, в которые были облачены все, кто встречался им на пути.

Доктор Крей поднесла к губам палец и указала композитору на кресло. Нажав на кнопку, она выключила свет. В темной комнате ярко осветилось окно, выходящее в соседнее помещение. Бишоп увидел в окошке женщину в кресле вроде зубоврачебного с откинутой назад спинкой. Уйма гибких проводов отходила от ее головы, а за ней от одной оконной рамы до другой тянулся узкий луч света, и чуть более широкая полоска бумаги ползла, раскручиваясь, вверх.

Свет в комнате зажегся снова; вид за окошком померк.

— Знаете, чем мы там занимаемся? — спросила доктор Крей.

— Записываете энцефалограмму. Это всего лишь догадка, конечно.

— Правильная догадка. Записываем. И это лазерная запись. Вы знаете, как работает лазер?

— Мою музыку тоже записывает лазер, — сказал Бишоп, закинув ногу на ногу, — но это не означает, будто я знаю, как он работает. Такие вещи знают инженеры… Послушайте, док, если вы думаете, что я инженер, то вы ошибаетесь.

— Я вовсе так не думаю, — нетерпеливо прервала его доктор Крей. — Мы пригласили вас по другой причине. Позвольте мне объяснить. Понимаете, лазерный луч поддается очень точной настройке; мы можем изменять его гораздо быстрее и точнее, чем электрический ток или даже электронный луч. Это значит, что сверхсложные биоволны могут быть записаны значительно более подробно, нежели раньше. Микроскопически тонкий лазерный луч записывает волны, а потом мы изучаем их под микроскопом в таких подробностях, какие не увидишь невооруженным глазом и не запишешь никаким из прежних способов.

— Если вы хотели проконсультироваться со мной по этому поводу, тогда я могу сказать, что при записи музыки все эти подробности ничего не дают. Вы просто не в состоянии их услышать. Лазерную запись можно делать сколь угодно изощренной, но после определенного предела это лишь увеличивает затраты, не влияя на качество. Некоторые даже говорят, что появляется какой-то шум, заглушающий музыку. Сам я его не слышу, но могу вас уверить: если вам нужна высококачественная запись, лазерный луч не стоит сужать до бесконечности. Возможно, с энцефалограммами дело обстоит иначе, но я сказал вам все, что знаю, а потому позвольте откланяться. В счет включите только расходы на дорогу.

Он приподнялся, но доктор Крей энергично помотала головой:

— Сядьте, пожалуйста, мистер Бишоп. С записью энцефалограмм дело и правда обстоит иначе. Чем запись детальнее, тем лучше. Раньше нам удавалось записать лишь невнятные сигналы десяти миллиардов клеток головного мозга, и эти сигналы сливались в общий фон, заглушавший все оттенки, кроме самых выраженных тонов.

— Как будто десять миллионов пианистов играли каждый свою мелодию где-то вдали?

— Вот именно.

— И вы улавливали только шум?

— Не совсем. Кое-какую информацию мы получали — об эпилепсии, например. Но с лазерной техникой мы начали различать тончайшие оттенки; мы слышим отдельные мелодии, которые играют те самые пианисты; мы можем даже определить, какой из роялей расстроен.

Бишоп вздернул брови:

— Значит, вы можете сказать, в чем причина психического расстройства пациента?

— В каком-то смысле можем. Взгляните-ка сюда. — В другом углу комнаты осветился экран, и по нему побежала тонкая извилистая линия. — Видите, мистер Бишоп?

Доктор Крей нажала на кнопку индикатора, который держала в руках, и одна точка на линии покраснела. Линия двигалась от одного края экрана к другому, и периодически на ней вспыхивали красные точки.

— Это микроснимок, — сказала доктор Крей. — Красные вспышки невозможно увидеть невооруженным глазом и невозможно записать менее точной по сравнению с лазером аппаратурой. Они появляются только в тех случаях, когда у пациента начинается депрессия. Чем сильнее депрессия, тем ярче и заметнее красные точки.

Бишоп обдумал услышанное. А потом сказал:

— И вы можете как-то с ними бороться? Или просто констатируете таким образом наличие у пациента депрессии? Но ведь для этого достаточно просто выслушать больного.