Эшли с трудом верил, что на улице — ранний вечер и светит солнце. Здесь царила вечная ночь. Окна он не приметил, и хотя в комнату явно поступал свежий воздух, начальник отдела почувствовал приступ клаустрофобии.
Он придвинулся ближе к Дейвенпорту, которого странная обстановка явно не смущала.
Дейвенпорт тихо сказал:
— Сейчас придет, сэр.
— Здесь всегда так? — спросил Эшли.
— Всегда. Насколько я знаю, он никуда не ходит, только в университет через студенческий городок.
— Господа, господа! — раздался пронзительный тенор. — Рад вас видеть. Как мило, что вы зашли.
В комнату вкатился кругленький человечек, пересек тень и оказался на свету.
Он широко улыбался и поправлял сползшие вниз очки с толстыми стеклами, чтобы разглядеть гостей. Едва он отпустил руку, очки снова съехали на самый кончик носа картофелиной и повисли, грозя свалиться совсем.
— Я — Уэнделл Эрт.
Жидкий седой клинышек на пухлом круглом подбородке не прибавлял достоинства, которым не могли похвастать улыбка и яйцевидное туловище.
— Господа! Как мило, что вы зашли! — повторил Эрт и не глядя плюхнулся в кресло. Ноги его не доставали до пола на целый дюйм и болтались в воздухе. — Мистер Дейвенпорт, вероятно, помнит, как… э… важно для меня не выходить отсюда. Я путешествую только пешком, и прогулки через студенческий городок мне вполне хватает.
Эшли оторопел. Он продолжал стоять, а Эрт в растущем недоумении пялился на него. Потом вытащил носовой платок, протер очки, нацепил их на нос и сказал:
— Я вижу ваше затруднение. Вам некуда сесть. Ладно. Берите стулья. Если на них что-нибудь лежит, смахните. Смахните на пол! Рассаживайтесь, пожалуйста.
Дейвенпорт снял со стула книги и осторожно положил их на пол. Пододвинул стул Эшли. С другого стула он снял человеческий череп и еще осторожнее поставил на стол. При этом плохо прикрученная нижняя челюсть отвисла, и череп оказался перекошенным.
— Пустяки, — милостиво сказал Эрт. — Ему не больно. Теперь рассказывайте, господа, что вас ко мне привело?
Дейвенпорт подождал, чтобы Эшли заговорил первым, и поскольку тот молчал, с явным облегчением начал:
— Доктор Эрт, помните вы студента по фамилии Дженнингс? Карла Дженнингса?
Эрт задумался. Улыбка исчезла с его лица. Чуть выкаченные глаза заморгали.
— Нет, — сказал он. — Сейчас не припоминаю.
— Геолог. Несколько лет назад он слушал у вас курс экстратеррологии. У меня есть фотография, если это вам поможет.
Эрт близоруко вгляделся в снимок, однако лицо его по-прежнему выражало сомнение. Дейвенпорт продолжил:
— Он оставил шифрованную записку — ключ к очень важному делу. До сих пор нам не удавалось правильно ее разгадать, но одно мы поняли — она велит обратиться к вам.
— Вот как? Любопытно! И зачем же обращаться ко мне?
— Вероятно, чтоб вы посоветовали, как прочесть записку.
— Можно на нее взглянуть?
Эшли молча передал листок Уэнделлу Эрту. Экстратерролог скользнул глазами по бумаге, перевернул ее и некоторое время тупо смотрел на пустую сторону.
— Где тут сказано обратиться ко мне?
Эшли вздрогнул, но Дейвенпорт опередил его:
— Стрелка указывает на символ Земли. Мы решили, что это отсылает нас к вам.
— Да, стрелка явно направлена на символ планеты Земля. Я полагаю, это может означать буквально «отправляйтесь на Землю», если записку нашли на какой-то другой планете.
— Ее нашли на Луне, доктор Эрт, и, конечно, значение может быть именно таким. Но когда мы узнали, что Дженнингс учился у вас, мы решили, что тут подразумеваетесь вы. Понимаете, при своем домоседстве вы… э… очень земной человек.
— Он слушал экстратеррологию здесь, в университете? — Да.
— В каком году, мистер Дейвенпорт?
— В восемнадцатом.
— А-а. Загадка разрешилась.
— Вы хотите сказать, что поняли записку? — спросил Дейвенпорт.
— Нет-нет. Она по-прежнему ничего мне не говорит. Под загадкой я разумел, что забыл Дженнингса, потому что теперь я его вспомнил. Он был очень тихий, серьезный, робкий, всегда держался в тени — такие не западают в память. Без этого, — доктор постучал по листку, — я бы его не вспомнил.
— А что изменила открытка? — спросил Дейвенпорт.
— Она составлена в форме ребуса. Не очень удачного, конечно, но в этом — весь Дженнингс. Его недосягаемой мечтой были каламбуры. Все, что я о нем помню, — это попытки играть словами. Я люблю каламбуры, я обожаю каламбуры, но Дженнингс — теперь я вижу его совершенно явственно — каламбурил ужасно. Или банально, или, как в данном случае, — маловразумительно. У него не было ни малейших способностей к игре слов, тем не менее он постоянно пытался острить…
Эшли перебил:
— Это послание целиком построено на словесной игре, доктор Эрт. По крайней мере мы так полагаем, и это сходится с тем, что вы сказали.
— Ах! — Эрт поправил очки и снова вгляделся в непонятные символы. Покусал пухлые губы, потом сказал бодро: — Ничего не понимаю.
— В таком случае… — Эшли сжал кулаки.
— Но если вы объясните, к чему это написано, — продолжал Эрт, — я, может быть, что-нибудь разберу.
Дейвенпорт быстро сказал:
— Разрешите, сэр? Я уверен, что доктору Эрту можно доверять, а вдруг это поможет?