Новые Миры Айзека Азимова. Том 3

— Надеюсь, вы будете соблюдать осторожность. Не станете говорить с ним ни о чем, кроме работы. Если Рэлсон начнет излагать свои теории, в чем я сильно сомневаюсь, отвечайте что-нибудь невнятное и меняйте тему. Кроме того, проследите, чтобы ему на глаза не попадались острые предметы. Не позволяйте подходить к окну, не оставляйте без внимания его руки. Вы меня понимаете? Я оставляю своего пациента под вашу ответственность, доктор Грант.

— Я сделаю все, что в моих силах, доктор Блуштейн.

В течение двух месяцев Рэлсон и Грант жили вместе в кабинете последнего. На окна поставили решетки, деревянную мебель заменили на мягкую. Рэлсон размышлял, лежа на диване, а необходимые вычисления делал на легкой дощечке, которую ставил на подушку.

На дверях кабинета Гранта постоянно висела табличка с надписью: «Не входить». Еду оставляли перед дверью. Ближайший туалет был закрыт для посторонних, а дверь между ним и кабинетом Гранта сняли. Сам Грант перешел на электрическую бритву. Он каждый вечер следил за тем, чтобы Рэлсон принимал снотворное, и засыпал только после того, как убеждался, что его коллега уже спит.

Утром Рэлсону приносили отчеты о проделанной работе. Он читал их, а Грант наблюдал за ним, делая вид, что занят собственными проблемами.

Потом Рэлсон откладывал бумаги в сторону и отрешенно смотрел в потолок.

— Что-нибудь новое? — спрашивал Грант.

Рэлсон в ответ только качал головой.

Однажды Грант предложил:

— Я попрошу очистить здание между первой и второй сменами. Вам необходимо посмотреть экспериментальную установку.

Теперь по ночам Грант и Рэлсон бок о бок, словно привидения, вышагивали по пустому зданию. Грант ни на секунду не выпускал руки Рэлсона. Однако после каждого такого путешествия Рэлсон только качал головой. Несколько раз он принимался что-то писать, но после нескольких кривых строк отбрасывал дощечку в сторону.

Так продолжалось до тех пор, пока он вдруг не исписал полстраницы — быстро, не останавливаясь. Грант подошел к коллеге. Рэлсон поднял взгляд и дрожащей рукой закрыл записи.

— Пригласите Блуштейна.

— Что?

— Я сказал: «Пригласите Блуштейна». Доставьте его сюда. Немедленно!

Грант взялся за телефон.

Теперь Рэлсон начал писать, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы вытереть тыльной стороной ладони влажный от пота лоб.

— Он приедет? — спросил Рэлсон дрогнувшим голосом.

— Его нет в кабинете, — ответил Грант, который тоже начал беспокоиться.

— Позвоните ему домой, разыщите Блуштейна!

Грант снова взялся за телефонную трубку, а Рэлсон тем временем отбросил в сторону очередной исписанный листок. Пять минут спустя Грант сказал:

— Блуштейн уже на пути к нам. Что случилось? Вам плохо?

Рэлсон с трудом пробормотал:

— Нет времени… не могу говорить…

Он писал, чертил какие-то кривые диаграммы — его руки словно отказывались ему подчиняться.

— Диктуйте! — предложил Грант. — Я буду писать.

Рэлсон только отмахнулся. Он уже не мог говорить. Схватив левой рукой правую, словно это был кусок дерева, он попытался нацарапать что-то еще, вздрогнул и вдруг повалился на свои записи.

Грант осторожно вытащил бумаги и уложил Рэлсона на диван. И не отходил от него до тех пор, пока не пришел Блуштейн.

— Что произошло? — с порога спросил психиатр.

— Я думаю, он жив, — ответил Грант, хотя к этому моменту Блуштейн и сам успел в этом убедиться.

Грант обо всем ему рассказал.

Блуштейн сделал укол, и они стали ждать. Наконец Рэлсон открыл пустые глаза и застонал. Психиатр наклонился к нему:

— Рэлсон.

Руки Рэлсона потянулись к врачу и вцепились в его пиджак:

— Доктор, заберите меня обратно.

— Так и будет. Прямо сейчас. Как я понимаю, вы решили задачу создания силового поля?

— Да, я там написал, Грант.

Грант тем временем листал бумаги. На его лице была растерянность.

— Там не все, — слабым голосом сказал Рэлсон. — Больше я записать не сумел. Вы должны поработать сами. Заберите меня отсюда, доктор!

— Подождите, — попросил Грант. И прошептал, обращаясь к Блуштейну: — Нельзя ли оставить его здесь до тех пор, пока мы не организуем испытания? Я не понимаю большую часть того, что он написал. Почерк ужасно неразборчивый. Спросите у него, почему он думает, что подобная конструкция будет работать.

— Спросить у него? — тихо проговорил Блуштейн. — Вы же сами говорили, что он всегда знает, как нужно решать практические задачи.

— Спросите меня в любом случае, — вмешался Рэлсон, услышавший часть их разговора.

Его глаза вдруг широко открылись и загорелись безумным огнем.

Блуштейн и Грант повернулись к нему.

— Они не хотят силового поля. Они! Экспериментаторы! До тех пор пока я не понимал, как это сделать, все оставалось без изменения. До тех пор пока я не начал рассматривать одну идею — ту идею, что записана на этих листках, — не прошло и тридцати секунд с того момента, как она пришла мне в голову, и я почувствовал… я почувствовал… доктор…

— Что? — спросил Блуштейн.

— Я все глубже погружаюсь в пенициллин. — Рэлсон снова перешел на шепот — Чем дольше я писал, тем быстрее и глубже погружался. Я был так… глубоко. Именно тогда я понял, что нахожусь на правильном пути. Заберите меня отсюда.