Новые Миры Айзека Азимова. Том 2

— Боже милостивый, — вымолвил Прентисс.

— Это, — заявил эльф гордо, — мой величайший талант. Я говорил вам, что мы, эльфы, не способны применять психоэнергию к электронике. А вот я — я способен! Я не простой эльф. Я мутант! Суперэльф! Новая ступень в нашей эволюции! Этот накал, да будет вам известно, возник лишь благодаря активности моего разума. Теперь взгляните, что получится, когда я использую ваш мозг как линзу…

И едва он произнес эти слова, лампочка раскалилась добела, на нее стало больно смотреть. Где-то внутри, глубоко под черепом, у Прентисса возникло смутное, но отнюдь не противное ощущение сродни щекотке. Лампочка погасла, и эльф положил ее на стол позади машинки.

— Я еще не пробовал, — сказал он, любуясь собой, — но подозреваю, что сумел бы даже расщепить ядро урана…

— Но постойте, чтоб зажечь лампочку, нужна энергия. Нельзя же просто взять ее и…

— Я же упоминал о психоэнергии. Великий Оберон, ну постарайся же понять, человекообразный!..

Прентисс чувствовал растущее беспокойство, но ограничился осторожным вопросом:

— И что вы намерены делать с этим вашим даром?

— Вернуться в Авалон, разумеется. Надо бы предоставить дурачье их собственной судьбе, но эльфам не чужд известный патриотизм. В том числе и мне, жесткокрылому…

— Жестко… как вы сказали?

— Мы, эльфы, не все принадлежим к одному подвиду. Я лично из породы жуков. Видите?

Он поднялся на ножки и, не покидая стола, повернулся к Прентиссу спиной. То, что казалось сплошным блестящим черным панцирем, вдруг разделилось и приподнялось, и из-под панциря высунулись прозрачные, в узорах, крылышки.

— Так вы можете летать? — изумился Прентисс.

— Ты очень глуп, — заметил эльф высокомерно, — если не соображаешь, что я слишком велик для полета. Однако они весьма привлекательны, не правда ли? Чешуекрылые, если сравнивать со мной, машут выростами грубыми и безвкусными. Хуже того, их крылья всегда развернуты.

— Чешуекрылые?.. — Прентисс окончательно растерялся.

— Те из нас, кто в родстве с бабочками. Они гордятся собой. И гордыня привела их к тому, чтобы позволить людям видеть себя и восхищаться. Потому-то ваши легенды неизменно наделяют фей крыльями бабочек, а не жуков, хотя наши куда прозрачнее и привлекательнее. Уж мы зададим этим чешуекрылым перцу, когда вернемся обратно вместе, ты и я! — Но позвольте!..

— Подумать только, — эльф раскачивался взад-вперед в своего рода экстазе, — наши ночные пирушки на волшебной лужайке озарит причудливое сияние неоновых трубок. Раньше мы впрягали в свои летающие тележки осиный рой — теперь мы приспособим к ним двигатели внутреннего сгорания. Когда наступало время спать, мы заворачивались в листву, — теперь мы покончим с этим дремучим обычаем и построим заводы по производству матрасов. Мы заживем, доложу я вам! А те, кто додумался меня выслать, приползут ко мне на коленях…

— Но я не могу отправиться с вами, — заблеял Прентисс. — У меня обязательства. У меня жена и ребенок. Вы же не станете отрывать человека от его… от его детеныша? Не станете, правда?

— Я не жесток, — заявил эльф, уставив свои глазищи прямо на Прентисса. — У меня нежная душа эльфа. Тем не менее — есть ли у меня выбор? Мне необходим человеческий мозг, чтобы сфокусировать его на стоящих передо мной задачах, или я ничего не свершу. И далеко не всякий человеческий мозг пригоден для этой цели…

— Почему не всякий?

— Великий Оберон, да пойми же ты, существо! Человеческий мозг — не пассивный объект, как дерево или камень. Чтоб его можно было использовать, он должен вступить в сотрудничество. А оно возможно только в том случае, если мозг уверен, что мы, эльфы, способны им управлять. К примеру, я могу использовать твой мозг, но мозг твоей жены был бы для меня бесполезен. Понадобились бы годы, чтобы она разобралась, кто я и откуда.

— Это черт знает что! — оскорбился Прентисс. — Уж не хотите ли вы убедить меня, что я верю в сказки? Считаю своим долгом сообщить вам, что я полный рационалист.

— Неужто? Когда я явился тебе, у тебя мелькнуло было слабенькое сомненьице по части снов и галлюцинаций, но ты говорил со мной, ты принял меня как факт. Твоя жена, наверно, завизжала бы и забилась в истерике…

Прентисс молчал. Он не мог придумать никакого ответа.

— В том-то и горе, — признался эльф уныло. — Практически все вы, человекообразные, позабыли о нас с тех самых пор, как мы вас покинули. Ваши умы закрылись для нас, сделались бесполезными. Конечно, ваши детеныши еще верят в легенды о «маленьком народце», но их мозги недоразвиты и годны лишь для самых простых задач. А повзрослев, они теряют веру. Честно, я и не знаю, что бы я делал, если б не вы, сочинители фантазий…

— Что вы имеете в виду?

— Вы принадлежите к немногим взрослым, еще способным поверить в наше существование. Ты, Прентисс, более всех других. Ведь ты сочиняешь свои фантазии вот уже двадцать лет.

— Да вы рехнулись! Я вовсе не верю в то, что пишу.