Гудение снова усилилось, но не в такой степени, как раньше. Проссер что-то прокричал человеку за консолью, но получил в ответ только неопределенный жест. Затем оператор поднял вверх сжатый кулак, и Проссер возбужденно выкрикнул:
— Мы перевалили за пятьдесят миллиметров! Пощупайте теперь!
Орлофф протянул руку и с любопытством потыкал пальцем в пустоту. Резиновая преграда затвердела! Орлофф попытался захватить резиновую поверхность между большим и указательным пальцами — настолько совершенна была иллюзия, — но тут у него в руке не оказалось ничего, кроме не оказывающего никакого сопротивления воздуха.
Проссер нетерпеливо пощелкал языком:
— Под прямым углом к направлению поля никакого сопротивления не будет. Это же элементарная механика.
Человек за консолью снова начал жестикулировать. — Перевалило за семьдесят, — объяснил Проссер. — Теперь мы будем наращивать мощность медленно. Критическая точка — 83,42 миллиметра.
Он перегнулся через перила и тут же стал отталкивать Орлоффа и Бирнема к стене.
— Назад! Опасность! — Его голос перешел в вопль: — Берегись! Решетка реактора коробится!
Гудение перешло в хриплый рев. Человек у консоли лихорадочно вертел рукоятки. Красное свечение, исходящее из кварцевого окошка в центре реактора, приобрело угрожающую яркость.
Затем гудение на секунду смолкло и тут же возобновилось с невероятной силой. Воздушная волна швырнула Орлоффа к стене. Упавший рядом с ним Проссер вскочил на ноги. На лбу у него кровоточил порез.
— Ранены? Нет? Прекрасно. Я ожидал чего-то в этом роде. Нужно было вас предупредить. Пошли вниз. Где Бирнем?
Высокий ганимедец поднялся с пола и отряхнул пыль с одежды.
— Я здесь. Что взорвалось?
— Ничего не взорвалось. Кое-что покоробилось. Пошли, нам теперь нужно вниз. — Он промокнул кровь на лбу носовым платком и повел своих спутников вниз по лестнице.
Человек у консоли снял наушники и встал со стула. Он выглядел выжатым, как лимон, его перепачканное лицо было покрыто потом.
— Эта чертовщина началась при 82,8, босс, и почти застала меня врасплох.
— Ах вот как! — рявкнул Проссер. — Впрочем, в пределах допустимой ошибки, не так ли? Как там реактор? Эй, Стоддард!
Техник, которого окликнул Проссер, отозвался со своего места у реактора:
— Трубка пять сдохла. Понадобится два дня на замену. Проссер довольно кивнул и сказал:
— Все сработало. Прошло в точности как должно было. Проблема разрешена, джентльмены. Все трудности позади. Пошли обратно ко мне в кабинет Есть хочется. А потом — спать.
Проссер не возвращался к интересующей всех теме до тех пор, пока не оказался за столом в своем кабинете и не откусил разом чуть ли не половину бутерброда с паштетом. Проссер обратился к Бирнему:
— Помнишь работу по устойчивости пространства, которую мы делали в июне? Тогда ничего не вышло, но мы продолжали копать. Финч на прошлой неделе нашел зацепку, а мне удалось понять, в чем дело. Все стало на свое место, пошло как по маслу. Никогда не видел ничего подобного.
— Давай рассказывай, — ответил Бирнем спокойно. Он достаточно хорошо знал Проссера, чтобы не выказывать нетерпения.
— Ты же видел, что произошло. Когда поле переходит за 83,42 миллиметра, оно становится неустойчивым. Пространство внутри не выдерживает. Оно выпячивается, и поле взрывается.
У Бирнема отвисла челюсть, а ручки кресла, в котором сидел Орлофф, заскрипели под стиснувшими их пальцами. Секунду царила тишина, а затем Бирнем слабым голосом спросил:
— Ты хочешь сказать, что создание более сильных полей невозможно?
— Ну почему же. Создать их можно. Но чем они плотнее, тем неустойчивее. Если бы я включил двухсотпятидесятимиллиметровое поле, оно просуществовало бы одну десятую секунды. Потом бум! Вся станция разлетелась бы на части. И я вместе с ней. Практик-умелец именно это и сделал бы. Ученого предупреждает теория. Нужно работать осторожно — как я. Никакого ущерба.
Орлофф засунул монокль в карман и сказал дрожащим голосом:
— Но если силовое поле — это взаимодействие между атомами, то почему сталь не взрывается — ведь между ее атомами связи очень сильны, а пространство при этом не выпячивается. Здесь какое-то противоречие!
Проссер бросил на комиссара недовольный взгляд:
— Никакого противоречия. Критическая величина зависит от количества генераторов поля. Каждый атом стали сам является таким генератором — в каждой унции стали таких генераторов триста миллиардов триллионов. Если бы мы могли использовать такое же количество… На практике наш предел — сто генераторов. Это дает критическую величину всего в 97 или около того.
Проссер вскочил и продолжал говорить с неожиданным воодушевлением.
— Нет, проблемы больше не существует. Абсолютно невозможно создать силовое поле, которое могло бы противостоять давлению в одну атмосферу больше сотой доли секунды. О давлении атмосферы Юпитера и думать нечего. Так говорят холодные цифры, а эксперимент подтверждает это. Пространство не выдержит!
Пусть юпитериане стараются хоть до посинения. Им не удастся покинуть планету! Это окончательно! Навсегда! Навсегда!
Орлофф спросил: