Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и Кo

– - Послушайте,-- сказал старик, начиная терять терпение,-- так не шутят… вы присватались к благородной девушке… дочери благородных родителей, получили согласие, назначена свадьба, родные повещены… и вдруг вы… внаете ли, что так благородные люди не делают, что так шутить честью девицы нельзя, что у ней есть защитники…

Старик горячился, Хлыщов молчал, не оборачиваясь и даже не шевелясь и только испуская по временам глубокие вздохи.

– - Что теперь будут говорить в городе? Ведь уж все знают, что вы жених, завтра назначена свадьба. Что ж вы молчите… Нет, молчаньем не отделаетесь!

– - Не могу,-- простонал Хлыщов.

Долго еще горячился старик, упрекал, грозил. Наконец слезы прошибли его; он переменил тон, стал просить, заклинать именем своих седин, честью дочери…

– - И какая причина могла вас понудить переменить намерение? -- со слезами говорил он.-- Приданого, что ли, мало кажется? Ведь я только шутил, я шутил, Леонард Лукич: ведь дам ей не двести ассигнациями, а шестьдесят пять тысяч серебром. И, кроме того, ей же и дом в Мясницкой… я вам готовил сюрприз…

Хлыщов испустил глубокий, раздирающий стоп.

– - Что ж, женитесь?

– - Не могу.

– - Не могу! не могу! Да почему же не можете? Подумайте, что с ней будет… Я колени перед вами готов преклонить.

Старик рыдал и несвязными, прерывистыми словами продолжал умолять. Хлыщов не мог выносить долее.

– - Да как же я могу, посудите сами, жениться на вашей дочери? -- воскликнул он вдруг, вскочив совершенно неожиданно и показывая ему свое зеленое, лоснящееся, исцарапанное лицо.

Старик остолбенел. Превосходное изобретение господ Дирлинг и К^о, при всех своих несомненных достоинствах, конечно, никогда не производило такого страшного, убийственного эффекта, как в настоящую минуту!

Когда Хлыщов описал старику свое несчастие, сказав, разумеется, что попался совершенно невинно и нечаянно, вместо ускользнувшего приятеля, которому -- что делать, оплошность! -- помогал в интрижке с красильщицей, старик кинулся обнимать его.

– - Так только-то? -- воскликнул он радостно.-- Так вы на нас не сердитесь? и приданым довольны?

– - Я никогда не смел и мечтать о другом счастии, как соединиться узами родства с таким достойным, благородным семейством.

– - Ну так и горевать нечего,-- заключил старик,-- краску смыть, и конец!

– - Я уж пробовал,-- мрачно сказал Хльтщов и рассказал ему свои бесполезные попытки.

– - Ничего, другое средство найдем! Вы говорите, краска новая, недавно изобретенная?

– - Да.

– - Ну так они должны знать и противодействие!

– - В самом деле! -- радостно воскликнул Хлыщов.-- Я и не подумал!

– - Мы их заставим. Я, слава богу, не первый год в Москве живу, имею связи. Мы заставим их,-- заставим, да еще и проучим! не следует так оставлять.

– - Зачем прибегать к таким мерам,-- заметил Хлыщов, опасаясь, чтоб проделки его не вышли наружу,-- дело пойдет в огласку,-- все-таки нехорошо, а лучше их припугнуть…

– - И то правда,-- сказал старик,-- оно все-таки нехорошо, когда разнесется. Нечего терять времени! Ждите, а я сейчас приведу красильщика. Дирлинг, вы говорили?

– - Дирлинг.

– - Да и пиявочек захвачу. Все-таки не худо. Они оттянут.

– - Ну уж пиявки вряд ли помогут.

– - Так, так! Вечно против пиявок! Ну, до свидания. Старик ушел, а повеселевший Хлыщов позвал собаку

и старался ее приучить к новому цвету своего лица. В полчаса удалось ему, с помощью остатков бифштекса и хлеба, дойти до того, что она уже не лаяла, а только урчала и скалилась, нечаянно взглядывая в лицо зеленого своего господина…

X

Представитель знаменитой фирмы Дирлинг и К®, находившийся налицо в Москве и носивший к фамилии своей прибавление: младший,-- был сухой, высокий, угрюмый немец, много красивший ежедневно разных вещей, а носивший постоянно одну и ту же серую куртку с кожаным передником -- в будни, и серый длинный сюртук -- но праздникам. Отличительной чертой его характера была мрачная, сосредоточенная молчаливость, легко объясняемая удушливым воздухом мастерской, который достаточно было вдыхать в легкие и одним носом. Еще отличался он необыкновенной пунктуальностью во всех действиях. С лишком уже двадцать пять лет пил он водку ровно в девять часов, курил трубку в десять, в три и в одиннадцать, спать ложился в двенадцать. И ни разу еще не случалось, чтоб вошел он в свою мастерскую позднее осьми утра и оставил ее ранее двенадцати часов вечера, не будь даже вовсе работы. Потому Раструбину чрезвычайного труда, многих угроз и просьб стоило уговорить его отправиться с ним немедленно к Хлыщову.

Нет в мире художника, способного видеть равнодушно плод своей производительности. Следовательно, нисколько не удивительно, что первым чувством господина Дирлинга-младшего, когда зеленый наш герой явился ему во всем своем блеске, было удовольствие, ясно выразившееся в угрюмом его лице. Много представлялось ему случаев видеть утешительные доказательства превосходных свойств своего изобретения, которому не знал он равного в истории человеческих открытий, но такого резкого и оригинального примера еще не встречалось! Немец решительно был умилен.