Новгородский толмач

По возвращении в Москву Фиораванти начал с решительного разрушения стен, возведенных его предшественниками, псковскими мастерами Кривцовым и Мышкиным. К изумлению москвичей, он построил стенобитный таран — подвесное бревно с окованным концом, укрепленное на гигантской треноге из бревен, — и с его помощью за неделю превратил в развалины то, что русские мастера возводили три года. «Их известь и кирпичи не годились для такой огромной постройки», — объяснял мне зодчий. За Андрониковым монастырем, в месте, богатом отличной глиной, он построил фабрику для обжига кирпича. «Еще наш великий Альберти открыл, что кирпич печется, как хлеб. Если делать их тонкими, у них получится толстая крепкая корка и совсем мало мякоти. Также нужно удалять из глины все мелкие камешки и мусор». Кирпичи новой фабрики получались такими твердыми, что сломать их можно было лишь предварительно размочив в воде. Известь же синьор Фиораванти велел замешивать так густо, что по затвердении ее невозможно было колупнуть ножом. Поражала москвичей и глубина рвов под фундамент: три человеческих роста!

Для покрытия куполов и крыши собора пригласили мастеров из Новгорода. Синьор Фиораванти остался доволен их работой. Они использовали белое немецкое листовое железо, а сверху нанесли тонкую позолоту. Сияющие купола в солнечные дни слепят глаза москвичей и богомольцев, стекающихся из дальних городов и деревень.

Конечно, не обошлось и без споров. Митрополит Геронтий вдруг заявил, что каменный крест, установленный итальянским зодчим за алтарем, является латинским крестом. Синьор Фиораванти уверял, что точно такие же кресты венчают купола Успенского и Дмитровского соборов во Владимире. Но митрополит стоял на своем, и зодчему пришлось уступить.

Торжественное освящение состоялось в четверг, двенадцатого августа. Бояре, воеводы, ратники, дворцовая челядь опускались на колени перед иконой, которую несли во главе крестного хода. У всех московских церквей княжьи слуги щедро раздавали милостыню нищим. На торжественном обеде в княжеском дворце пировали архимандриты, епископы, бояре, дьяки, игумены. В конце августа в собор были перенесены мощи святителя Петра и останки всех других московских митрополитов. Внутри собор поражает обилием простора, света и какой-то особой звонкостью любого звука. Предстоит еще роспись внутренних стен, установка иконостаса. Но к этому можно будет приступить лишь когда здание просохнет.

На торжественном молебне я стоял рядом с крещеным татарским мирзой Кара Бешметом. Он служил раньше у крымского хана Менгли-Гирея, приезжал с посольствами от хана в Москву, выучил русский язык. Богослужение в православных храмах произвело на него такое глубокое впечатление, что он решил креститься и перейти на службу к князю Ивану. Мне часто приходится иметь с ним дело в Посольском приказе, где он помогает нам вести переписку с двором Менгли-Гирея в Бахчисарае. Я также беру у него уроки татарского, а он у меня учится латыни. Беседы с ним очень многое открыли мне про жизнь татарского племени и кочевых народов вообще. Кое-чем из этих открытий я хотел бы поделиться с Вами, любезный брат Владислав. Ведь Литве приходится страдать от набегов степняков не меньше, чем Московии. Правильно понять силу и умело использовать слабость противника — вот первое условие победы.

Во-первых, только из разговоров с Кара Бешметом я впервые понял, почему даже малочисленные кочевые народы нередко разбивали и покоряли могучие империи. Ведь в оседлой империи большинство населения трудится на полях и в мастерских, а воины составляют меньшинство, которому монархам нужно платить большие деньги. У кочевников же каждый взрослый мужчина — воин, а плата ему — добыча, которую он сам добудет в войне. Причем это воин, беззаветно преданный своему племени. Он знает, что в случае бегства или плена он утратит все, что ему дорого: свободу, семью, уважение соплеменников. Поэтому он сражается не щадя себя.

Здесь, мне кажется, и кроется загадка военного могущества гуннов, арабов, норманов, монголов, сельджуков, турок-османов. Когда они приближались к границам богатых царств, соблазн роскоши и комфорта больших городов манил их неодолимо. Но как приобщиться, как войти в эту новую богатую жизнь? Гордые воины не могли согласиться на роль слуг и батраков единственную открытую для них возможность мирного перехода к оседлой жизни. Завоевать! Покорить! Сделаться господами! Эта мечта вскипала в каждом кочевом народе, и волны их нашествий перекатывались через границы Рима, Китая, Персии, Византии.