Новгородский толмач

С горечью и тоской сообщаю Вам, что того Стефана, которого Вы знали, пестовали и растили, больше нет на свете. После того, что мне довелось пережить и увидеть в Новгороде этим летом, душа моя выгорела дотла и превратилась в чадящую головешку. В ней не осталось ни любви, ни сострадания, ни надежды.

Сколько я прочел книг об ужасах войны, сколько слышал рассказов бывалых воинов! Но все это оставалось словами, излившимися на бумагу, словами, отзвеневшими в воздухе. Миллиона слов не хватит, чтобы передать вопли одного раненного стрелой в живот или вой матери, прижимающей к груди обгорелый труп ребенка.

Если это послание доберется до Вас, в пакете Вы найдете хронику, которую я вел с июня месяца. Прошу Вас, передайте ее нашему дорогому епископу. Моя связь с ним прервалась, купцам сейчас запрещен въезд и выезд из Новгорода. Псковский гонец согласился отвезти пакет Алольцеву, а тот уже переправит его Вам.

Не знаю, хочу ли я, чтобы Вы прочли хронику. Боюсь, она изранит Ваше сострадательное сердце. С другой стороны, я, по слабости своей, так привык делиться с Вами даже самым сокровенным, что рука не поднимается написать: не читайте. Решите сами — хорошо? Во всяком случае, Вы теперь знаете, что, по милости Господней, тело мое уцелело. Единственный заметный след войны: моя исхудавшая оболочка болтается на костях, как ряса, вывешенная для просушки.

Храни Вас Бог, моя бесценная.

С. З.

Хроника военного лета 1471 года

1 июня

Из Пскова пришла весть, что московский дьяк Яков Шачебальцев привез туда от княза Ивана приказ выступать вместе с Москвой против Новгорода. Псковичи ответили согласием. Их поведет княжий наместник Федор Шуйский вместе с сыном своим Василием Федоровичем.

4 июня

Цены на хлеб выросли втрое, а мясо и птица так вздорожали, что не подступиться. «Не было еще такого, чтобы летом против нас воевали, — толкуют легковерные новгородцы. — Наши болота и топи любую рать летом проглотят, как кит Иону». Но дождей все нет, и земля суха и тверда под сапогами идущих где-то воинов, под копытами их коней.

8 июня

Лазутчики Борецких доносят из Москвы, что в мае месяце Иван собирал в Кремле всех своих братьев и бояр и епископов, прося совета. И все собравшиеся поддержали его намерение — немедленно идти войной на Новгород. Отправлены послы и воеводы князя к вятчанам, и двинянам, и устюжанам, и тверянам с приказом поднимать рати против новгородцев.

Все против нас!

А кто «за»? Одни литовцы?

Борецкие срочно отправили верного человека к королю Казимиру с просьбой спешить на помощь.

12 июня

Отец Денис уговорил городские власти отдать ему пустующий дом рядом с его церковью под лазарет. Один тысяцкий хвастливо объявил, что раненых новгородцев не будет, а раненых москвичей никто врачевать не собирается. Но пожилые бояре, помнившие войну 1456 года, прикрикнули на него и выдали отцу Денису денег из казны на чистое полотно, на дрова, на муку.

Я помогаю в лазарете чем могу. Нанятый литовский лекарь сказал, что понадобится много горячей воды, и мы расчищаем колодец во дворе дома, чиним крышу на бане, затаскиваем лавки и топчаны в горницы. Женщины приносят с окрестных лугов подорожник — говорят, он хорошо вытягивает гной из нарывов, и зверобой — его отвар помогает вылечивать раны.

14 июня

В городе появились первые беглецы с южной границы: с Валдайского озера, из-под Заборовья, Демона, Холма. Рассказывают страшные вещи. Видимо, московским ратникам велено нарочно нагонять ужас на людей. Они ведут себя хуже татар. Врываются в деревни, жгут дома. Христианские воины поднимают на пики христианских детей на глазах у христианских матерей. Насилуют жен на глазах мужей.

В одном селе согнали в церковь всех, кто не успел убежать в лес, заперли ее и подожгли.

В другом устроили себе потеху: загнали голых баб в баню и велели по одной выходить и бежать к реке, а сами тренировались в стрельбе из лука по ним. Успеешь спрятаться в воде — твое счастье. Но немногим это удалось. Скоро весь берег был покрыт мертвыми и ранеными женщинами. А стрелки только хохотали и поздравляли друг друга с меткими выстрелами.

Все это зверство достигает своей цели: волна ужаса катится по Новгородской земле, обгоняя московское войско.

18 июня

Вернулся новгородский посол, отправленный к королю Казимиру. Магистр Тевтонского ордена не дал ему проехать в Литву через Ливонию. Только теперь стало ясно, что мы отрезаны от всего мира: с запада — Псков и Орден, с юга и востока — Тверь и Москва. Поплыть Белым морем на север? Но сколько на это уйдет времени? Три месяца, полгода, год?

На вечевой площади ропот. Раздаются выкрики:

— Ну, где же ваш Казимир? А Иван — вот он, у самых ворот!

Но сторонники Борецких хватают недовольных и запирают их в тюремные погреба. Какая-то ожесточенная решимость появилась в их глазах, какой-то предсмертный восторг. Звенят доспехами проходящие по улице дозоры, гремят копытами конные отряды, стучат топоры лодочников, строящих новые ушкуи и насады. Подъемники со скрипом тянут на стены пушечные стволы.

22 июня