Новгородский толмач

Поколебавшись немного, я согласился. Он сказал, что зайдет за мной с наступлением темноты и отведет в дом заказчика. Зимой солнце уходит рано. Черный снег тихо скрипел под нашими шагами. Замечали ли Вы, что чем гуще темнота, тем острее хочется восславить Господа за то, что отделил Он свет от тьмы? Глаза слезились от мороза и огоньки звезд рассыпались на мелкие лучики.

Вскоре я понял, что мы свернули на Прусскую улицу, где живут самые знатные и богатые бояре Новгорода. Остановились у большого каменного дома, обнесенного стеной. Отец Денис тихо постучал в калитку, проделанную в воротах. Она немедленно открылась. Невидимый провожатый провел нас в боковые сени, открыл дверцу, за которой была винтовая лестница. Отец Денис поставил меня перед ней, провожатый дал в руки лампадку с огоньком и легонько подтолкнул в спину. Я начал подниматься один. Лестница завивалась так долго, что у меня закружилась голова. Наконец, в полумраке передо мной возникла дверь. Я толкнул ее, вошел.

И тут...

Нет, нужна была бы кисть живописца, чтобы изобразить роскошное убранство комнаты, в которой я оказался. Какой-нибудь итальянский Фра Филиппо Липпи или фламандский Роджер ван дер Вейден могли бы воспроизвести эти роскошные персидские ковры на стенах, обитые кожей кресла, сверкающие подсвечники, витражи на окнах. На полу была расстелена огромная шкура белого медведя.

Сначала мне показалось, что комната пуста. Но когда глаза привыкли к яркому свету свечей, я разглядел женщину, сидевшую за большим дубовым столом. На вид ей было лет пятьдесят. Сухие узкие губы, казалось, вот-вот были готовы изогнуться в усмешке, но взгляд сверлил настойчиво и серьезно.

- Я знаю, кто ты. Знаешь ли ты, кто я? - спросила она.

- Нет, госпожа.

- И не нужно. Там на столе русский текст. И чистый пергамент. И деньги за работу. Приступай сразу. Я приказала, чтобы сюда никто не входил, пока ты не закончишь. Потом ты уйдешь тем же путем, что пришел.

- Слушаюсь.

- Подойди сюда. Вот латинская Библия. Положи на нее руку и поклянись, что никому не расскажешь о содержании письма.

Что мне было делать, преподобный отец? Я исполнил ее повеление. Но разве могу я не сообщить Вам о том, что было в письме такой огромной важности? Молю лишь, чтобы Вы отпустили мне грех клятвопреступления. И купили для меня из причитающихся мне денег индульгенцию соответствующей стоимости.

Мое рабочее место было устроено на маленькой конторке у стены, под эльзасским гобеленом, изображавшим охоту на оленя. Конечно, в таких условиях я не имел возможности снять для Вас полную копию. Но я постарался запомнить все как можно лучше и той же ночью, вернувшись домой, перелил из кувшина памяти на бумагу все, что мне удалось донести. Как Вы понимаете, уже имя адресата заставило мое сердце вздрогнуть охотничьим азартом. Ибо письмо было адресовано не кому иному, как патриарху Дионисию, номинальному главе восточных вероотступников, все еще восседающему в захваченном турками Константинополе.

"Пресвятой Отец, Досточтимый и Всеблагой Патриарх Дионисий!

Припадаю к Вашим стопам, смиренно прошу Вашего благословения, а также совета и помощи не только лично себе и своему семейству, а всем богобоязненным и честным православным, живущим под сенью Святой Софии в Великом Новгороде, раскинувшемся от озера Ильмень до озер Ладожского, Онежского и далее до Белого моря, а также от реки Волхов до реки Нарвы на запад и до Уральских гор на восток.

Хочу верить, что доходили до Вашего слуха вести о том, какие обиды и притеснения доводилось терпеть в последнее время Великому Новгороду от князей московских. Как пятнадцать лет назад вторгся князь Василий Васильевич в нашу землю с войском, как убивал и жег православных людей от мала до велика, как грабил наши церкви и города, чтобы платить поганым татарам, которых нанял и привел с собой нам на погибель. И нынешний князь Иван Васильевич также чинит нашей земле горе и разорение, нарушает границы наши, преступает Яжелбицкий договор, по которому его отец крест целовал, что города наши Волок Ламский и Вологда остаются за Новгородом. И вольность нашу, исстари отцами нашими и кровью их защищенную, хочет навсегда отнять и в грамотах своих объявляет Великий Новгород своей вотчиной.

А хуже всего то, что митрополит Московский ныне имеет право утверждать или не утверждать наших епископов. И для того наш архиепископ, какового мы испокон века сами избирали из своих лучших священнослужителей, должен просить у князя охранную грамоту для приезда в Москву и после там получать благословение от ихнего митрополита.