Новая жизнь. Вожак шайки

Поднимаю и снова отвешиваю леща по второй щеке, а потом опять достаю из ельника и замахиваюсь в третий раз, когда проводник, наконец, просит не бить его больше, он и так проведет нас к людям.

— К каким еще людям? Нам, сам знаешь, куда требуется, — грозно спрашиваю я, держа наготове все так же руку.

— К Скале только с ними можно пройти. Я туда не вожу, не допущен, — закрывает глаза в ожидании удара парень.

— Сколько идти к ним?

— Завтра к обеду придем, если все нормально будет, — обещает парень.

— А что может случиться? — теперь мне хочется получить ответ на этот вопрос.

— Много чего. Могут дикие напасть, могут Стражи, которые из другого поселения, нас ограбить.

— Вот оно как. Ты же заплатил им за проход? — недоумеваю я, решив до конца выспросить парня.

— Да, только не я заплатил, а они, — и он кивает головой на носильщиков тюков.

— Они же грузчики, им то за что платить?

— Нет, они хотят причаститься, я веду их к Скале, за проход платят они сами, по два золотых и еще тащят заказанное продовольствие и все остальное, что попросили Живущие. Такой у нас уговор.

Ага, значит, тех, кто проводит в сам Скалу, называют Живущие, а он просто водит желающих попасть туда людей, у которых нет денег, чтобы спокойно проехать по дороге и заплатить за легальное нахождение в Скале.

Или таких клиентов, как мы с Норлем, успевших серьезно набедокурить и получить бан на вход навсегда.

— Сколько обходится добраться до Скалы так или по дороге?

Парень отвечает не запинаясь, поняв наконец, что его жизнь теперь в моих руках и быстрых ответах на вопросы.

— Так они платят по два далера мне, по два — Стражам и по четыре Живущим и могут провести в Скале целых два дня. То есть, две ночи обычно. Ну, еще несут на своей спине большой груз для Живущих. Те же, кто едет свободно по дороге, заплатят в четыре раза дороже, как минимум и проведут в Скале только один день, больше Стражи не разрешает никому там оставаться.

Ого, за такие расходы только на один день пускают! Значит, чем больше находишься около Святыни, тем больше получаешь, судя по этим ограничениям.

Тут я сам обратил внимание, что почти полностью понимаю допрашиваемого и сам могу спрашивать на местном языке почти свободно. Наверняка, это воздействие прокачанных уровней и мощной нейросети, такое быстрое освоение языка.

— Этого почему зарезал?

— Такой уговор со Стражами, если кто не может идти, оставлять здесь в живых никого нельзя. За нарушение — смерть, тебе и всем, кого сопровождаешь. Не верите, спросите у этих, — и он кивнул на ожидающих окончания моего дознания носильщиков.

— Да, мы предупреждены, что, если сломаем ногу, чтобы не обижались, — подтверждает светленький паренек слова проводника.

— А клятву кровью давали? — усмехаюсь я и отпускаю парня. Оказывается, это я держал своей рукой его на ногах, теперь он валится на задницу и не может встать.

— Вот видишь, до чего довела тебя несговорчивость. Мог бы все рассказать и без таких уговоров, — замечаю ему я и говорю Норлю, — Придется ему помочь с грузом, поделим этот тюк пополам. Раз он теперь точно не помощник.

Парня начинает рвать прямо здесь же, похоже, я ему сотрясение мозга устроил. А может, просто совесть заговорила за убитого мужика, кто его знает.

Мы разбираем тюк на двоих, в нем какие-то крупы, бутылки с маслом и несколько одеял, в которые все и завернуто. Килограммов сорок — сорок пять, понятно, почему мужик надорвался и то ли вывихнул ногу, то ли ее сломал. Под такой нагрузкой легко ошибиться и оступиться или подвернуть связки с большой усталости, но, по двадцать кило с небольшим все не так трудно выглядит с нашей силенкой и теперь у нас одна проблема, здоровье проводника, которого шатает и ему требуется отлежаться.

Однако, он сам наотрез отказывается остановиться, уверяя нас, что за каждый потерянный час, возможно, придется страшно заплатить, если Стражи обнаружат, что караван не двигается как положено быстро по их заповедным землям. И поэтому мы идем, даже наш теперь пленник упорно переставляет ногами до заката, когда мы остановаемся на ночлег.

Норль подстрелил еще одного местного тетерева и у нас лично неплохой ужин, остальные носильщики перекусывают своим и стараются держаться от нас подальше, чтобы не замазаться самим творимым по отношению к великому для них человеку, самому господину проводнику, беспределом.

Сам проводник, которого зовут, как оказалось — Моин, тоже сразу лег спать с крайне измученным видом и Норль обещает за ним присмотреть ночью.

Как оказалось, не зря так обещает и легко потом прихватил парня, когда тот попробовал убежать, спотыкаясь по кочкам и кустам по полной темноте.

Бить по голове уже не стал, перепало плашмя по спине бедолаге, потом напарник притащил стонущего беглеца и бросил на землю немилосердно со словами:

— Притворяется он, побежал, как заяц, теперь сам тюк понесет утром.

Моин остался спать со связанными руками и обысканный как следует, чтобы больше не выкидывал таких сюрпризов, а утром нагрузили на него половину тюка, чтобы меньше думал о побеге, а больше о том, куда ногу поставить.