Новая жизнь Димки Шустрова

Димка нарочно сказал про маму — знал, что Любчик, как и многие в их классе, к его маме относится с особенным уважением. Ведь областную газету читают все родители, фамилия Шустрова всем хорошо известна и многими весьма почитаема. Мамины острые, смелые выступления в газете часто вызывали в городе разговоры и оживленные споры. Димка иной раз чувствовал и к себе повышенный интерес ребят и учителей.

«Может, и правду говорит?» — подумал Любчик.

— А почему утром не зашел ко мне?

— Спешил.

— И вчера спешил?

— Слушай — точно от зубной боли скривился Димка, — у меня дома… не поймешь чего! А ты…

Любчик сконфузился. В самом деле, пристал к человеку, а у него дома всякие неприятности. А какие неприятности?..

Но докучать новыми расспросами Любчик не решился.

Все же подозрения не рассеялись. После второй перемены он поспешил в класс и, пока Димка был в коридоре, сунул руку под крышку парты на половине друга и ощупал портфель.

«Интересно, — удивился он. — Сказал, что коробка с туфлями, а тут мягкое что-то…»

Почти все ученики зашли уже в класс, а Димка все не показывался. Любчик поглядел на парту Лизюковой — тоже пусто. Эх, посмотреть бы в коридоре… Поздно. Вот и они. Глаза у Марины опущены, и сам Димка какой-то… будто двадцать кругов на велике по двору отмахал.

После уроков Димка засунул под ремень учебник и дневник с тетрадками и вытащил из парты портфель.

— Видишь, даже учебник не лезет, — объяснил он.

— А далеко нести… туфли? — боясь выдать себя, спросил Любчик.

— На трамвае надо ехать. Часа через два вернусь… Ты домой иди один. Ладно?

— Понял, — кивнул Любчик.

Внизу, у дверей школы, друзья расстались. Любчику, как и всегда, нужно было идти направо, до почтового отделения, а затем свернуть на свою улицу Глазунова. Димка же пошел налево, где по Троицкой улице тянулись трамвайные пути.

Любчик, пока шагал к почте, три раза оглянулся — точно, Димка идет к остановке. Но едва тот скрылся за изгибом улицы, Любчик остановился и повернул обратно. Он шел так быстро, что вполне мог бы составить конкуренцию мастеру спорта по ходьбе на длинные дистанции.

Димку с его пузатым портфелем Любчик увидел почти у самой трамвайной остановки. Любчик затаился за круглой тумбой, оклеенной спортивными и театральными афишами, и, высунув голову в берете, стал наблюдать. Пока все правильно: ожидает трамвая.

«Так, видно, ничего и не узнаю, вздохнул Любчик. Уедет сейчас…» Вот и колеса где-то на повороте провизжали. Через минуту подъехала красная двойная сцепка вагонов. Любчик почти весь высунулся из-за тумбы. Но… что это? В трамвай Димка почему-то не сел.

Любчику это показалось подозрительным, и он продолжал терпеливо следить. И вдруг увидел: Димка быстро оглянулся по сторонам и зачем-то торопливо зашагал по Троицкой улице, откуда недавно выехал трамвай.

Любчик обрадовался и сразу же вспотел. И без того было жарко от быстрой ходьбы, а тут он просто взмок. Капля пота, как мураш, прокатилась между лопатками.

Сохраняя дистанцию, он поспешил за Димкой. Дальше преследовать было легче: росло много деревьев, кусты акаций широко раскинули свои ветви. Начинался небольшой и уютный, с двумя аллейками, Троицкий парк.

Шел Любчик, шел и неожиданно потерял Димку из виду — будто под землю тот провалился. Любчик осторожно прошел направо по аллейке, затем свернул налево, вытягивая тонкую шею. Обогнул акацию и… едва не задохнулся: в пятнадцати метрах — Димка на скамейке, а рядом — Лизюкова. Присел Любчик со страху и думает: «Вот, оказывается, куда спешил Димка!». Подождал минуту, две, снова тихонько привстал. И как раз вовремя: расстегивает Димка свой пузатый портфель и достает… никакую не коробку с туфлями, а букет сирени.

Подглядывать за тем, как Марина взяла сирень как порозовело ее смущенное и радостное лицо, Любчик уже не стал. Чуть перегнувшись под тяжестью портфеля и наклонив голову, он медленно побрел обратно.

ШЕРСТЬ НА КОФТУ

Встала Надежда Сергеевна рано, проверила собранный с вечера небольшой чемоданчик — не забыла ли чего, завернула в кулек приготовленный Еленой Трофимовной завтрак на дорогу и, перед тем как взять в передней плащ, подошла к Димке.

Посмотрела, улыбнулась — до того сладко посапывает, губы оттопырил, розовый, сонный. Жаль было будить, однако Надежда Сергеевна потрепала сына за каштановый спутанный чуб, возле уха провела пальцем, пощекотала у носа. И добилась своего — чихнул Димка, глаза распахнул:

— Мам, я думал — Дымок меня…

— Этот лежебока тоже спит еще… Сын, три дня меня не будет. Помнишь, какие дни?

— А какие? — спросил Димка.

— Вот тебе и раз! Последние. Когда вернусь, ты уже будешь… кем будешь?

Из-под одеяла показались круглые Димкины плечи. Это он поднял их: никак не мог догадаться, кем же станет через три дня.

— Эх, голова, пять дырок! — засмеялась мама. — Будешь учеником пятого класса.

— А-а, — заулыбался Димка. — Я и забыл.

— Чтоб все было на высшем уровне! — погрозила пальцем Надежда Сергеевна. — Троек не предвидится?

— Может, по русскому, — неуверенно протянул он. — Сочинение я хорошо написал, а вот…