Этот сонет может быть разделен на четыре части: в первой я говорю и предполагаю, что все мои мысли заняты Амуром; во второй части сообщаю, что они различны, и рассказываю об этом их различии; в третьей говорю, в чем они все между собою сходятся; в четвертой заявляю, что, желая сказать о любви, не знаю, которую из них взять, а если их соединить все вместе, мне придется обратиться к моему врагу — Мадонне Милости. Говорю «мадонна» для того, чтобы выразиться о ней презрительно[21]. Вторая часть начинается так:
Глава XIV
После этой битвы между всеми моими мыслями случилось так, что эта благороднейшая пришла туда, где собрались многие другие донны; и я был приведен моим другом, который, думая мне сделать этим большое удовольствие, повел меня туда, где столько донн показывали свою красоту. А я, не зная, куда меня ведут, доверился этому человеку, которого один из друзей его привел к погибели,[22]и сказал: зачем мы пришли к этим доннам? Тогда он ответил мне: чтобы служить им достойным образом. На самом деле они собрались здесь ради одной благородной донны, которая в этот день была повенчана. И по обычаю вышеупомянутого города подобало, чтобы все ее друзья разделили первую трапезу, которую она вкушала в доме мужа. Так что я, думая исполнить желание моего друга, предложил отдать себя на служение доннам, ее окружавшим.
И тут внезапно я почувствовал, как какой-то дивный трепет начинается в моей груди в левой ее стороне и потом распространяется по всем частям моего тела. Тогда я как будто бы прислонился к фреске, которая шла кругом всего дома, и, боясь, чтобы окружающие не заметили моего трепета, поднял глаза и среди других донн увидел благороднейшую Беатриче; тогда все духи мои пришли в такое смятение от силы, которую забрал надо мной Амур, видя себя в такой близости от благородной донны, что остались живыми у меня только духи зрения, да и те вышли из своих орбит, так как Амур захотел занять их почетное место, чтобы смотреть на чудесную донну; и тогда я весь изменился и опечалился от этих малых духов своих, которые жаловались громко и говорили: если бы тот не изгнал нас с наших мест, мы бы могли остаться там и смотреть на чудную донну, как и другие наши собратья.
И многие донны, заметив мое превращение, стали дивиться и, рассуждая об этом, смеялись надо мною с этой благороднейшей. И тогда обманутый[23] друг мой доверчиво взял меня за руку, увел подальше от этих донн и спросил, что со мною. И я пришел немного в себя — мертвые духи мои воскресли, а изгнанные вернулись на свои места — и сказал моему другу такие слова: я направил в жизни свои шаги по такому пути, по которому нельзя идти, если имеешь намерение вернуться.
И, простившись с ним, я вернулся в комнату слез, где, плача и стыдясь, говорил сам с собою; если бы эта донна знала о моем состоянии, я не верю, что она стала бы смеяться надо мной, думаю даже, что в ней пробудилась бы ко мне большая жалость. И в слезах я решил сказать слова, в которых я, обращаясь к ней, объяснил бы ей причину моего изменения и сказал бы, что эта причина, как я хорошо знаю, никому не известна, а если бы она была известна, то люди пожалели бы меня. И я решил сказать так, чтобы слова эти дошли как-нибудь случайно до ее слуха. И тогда я написал сонет.
Сонет VII