— Кто тут? — рявкнул он. Он подходил к нам медленно, явно боязливо. — A-а... это вы, оболтусы! — вздохнул с колоссальным облегчением. — Чего это вы тут? — Он принюхался. — Ну ладно, дайте мне — только быстро! — Он хлебнул из горсти коньяка.
— Может — завтра удастся увидеть твоего кумира? — взмолился я.
Сашок замотал головой:
— Завтра чуть свет... везу в глухую деревеньку его... грыжу заговаривать!
— А сам? Разве он не может?.. Извини, извини! Слушай — у меня ведь тоже грыжа! Полгода назад делали операцию — и вроде бы по новой полезло! Ну? Брату ведь не откажешь?!
На следующий день мы сидели с великим человеком в темных сенцах кривой, перекореженной избушки.
Появилась бабка — вся тоже какая-то перекрученная, в грязной юбке, — но именно эта ее «хухрёмность» и набивала ей, видимо, цену!
Удивительный город — Москва! Усиленно тянется к вершинам европейского лоска — и вдруг резко поворачивается к такой вот бабке!
Зот вернулся удивительно быстро.
— Не поладили! — усмехнулся он, запихивая баночку икры обратно в портфель.
— Что же она потребовала? Миллион? — ревниво проговорил Сашок.
— Хуже! Перевести аглофабрику, которая сейчас проектируется тут, за сотню километров отсюда — якобы от святых мест. Причем знает абсолютно точно, к кому обращаться! И я даже знаю, чья это рука! — он был радостно возбужден. — Придется мне с грыжей ходить! — вздохнул он.
Сашок за его спиной бросил мне гордый взгляд.
Мы осторожно перебрались через щербатый, покосившийся мост, сели в машину.
— Кстати, — впервые обращаясь прямо ко мне, проговорил Зот. — Ваш брат — величайший поэт! Как он рассказывает о нашей скромной поездке в Вишневку! Я сам заслушиваюсь!
— Да-а? А я-то думал — он циник!
— Ну что вы! Величайший романтик!
— Ладно! Хватит трепаться-то! — ласково-сварливо проговорил Сашок, выруливая на шоссе.
Уже поздней осенью, забыв о бодрящих московских впечатлениях, я тупо сидел перед мокрым окном в кресле — и вдруг как-то по-особому зазвонил телефон.
Междугородняя! — после некоторого ошаления понял я, и хотя трубку последнее время не снимал, тут решил снять.
— Владимир Григорьевич? — быстро заговорил знакомый голос. — С вами говорят из Москвы. Постарайтесь освободить завтрашний день — у вас будут очень серьезные гости.
Голос был мне знаком — Сашок! — но текст был мне абсолютно неясен.
— От чего — освобождать-то? — озадаченно проговорил я.
— В общем — мы с вами договорились: после поезда нас завезут в гостиницу, а затем мы заедем за вами на машине!
— Зачем? — проговорил я. В ответ пошли короткие гудки.
Всю ночь я беспокойно ворочался: чем вызван этот приезд — может, они хотят что-то от меня? Но мне им дать абсолютно нечего — кроме духовного богатства у меня ничего нет! Я даже хотел звонить ночью домой Сашку, но потом подумал: зачем? — он и так прекрасно знает, что у меня есть, а чего нет!
Наконец я забылся тревожным сном.
Разбудил меня снова звонок — теперь он был местным, но это еще больше встревожило меня: значит, приехали!
— Владимир Григорьевич! — совсем рядом заговорил голос Сашка. — Вы готовы?
— К чему?
— Мы уже в номере, сейчас делаем некоторые необходимые дела, а дальше... — прикрыв, наверное, трубку рукой, он некоторое время с кем-то разговаривал. — Дальше мы можем за вами заехать.
Дальнейшая программа, видимо, ложилась на меня. Но что я мог предложить?
— Ты с Зотом, что ли? — после паузы проговорил я.
— Да, мы с Зотом Николаевичем! — после паузы строго проговорил Сашок.
— Жду! — безвольно проговорил я.
Я побрился, погладил брюки, надел их и в неясном ожидании уселся у окна.
— Что, вообще, происходит? — выходя из спальни, спросила жена.
— Я сам не понимаю! — я пожал плечами, глядя в окно. — Зачем-то приехали, что-то им от меня надо, но что — абсолютно не понимаю!
Вдруг раздался короткий, какой-то очень незнакомый звонок. Я открыл дверь — на площадке стоял Сашок, в солидном сером костюме, в темном галстуке.
— Добрый день! — склонив гладко причесанную голову, произнес он.
Жена, которая знала его уже двадцать лет, с недоумением смотрела на него.
— Сашок... что это с тобой? — выговорила она.
— А что такое? — подняв бровь, он посмотрел на нее затуманенным взглядом. — Я забираю Владимира Григорьевича с собой. Вы имеете что-либо против?
— Да вообще-то... я все имею против! — сказала жена.
— Ну ладно, — вздохнув, он отвернулся от нее. — К сожалению — на дискуссии у нас нет времени! Ты готов?
— Вообще-то... да.
— Тогда идем.
— Ну... если в вытрезвиловку попадете, — с отчаянием завопила жена, — домой лучше не появляйтесь!
— Ну что ты, Нося! — Сашок наконец одарил нас своей улыбкой. — О чем ты говоришь? Все будет сделано на высочайшем уровне, элегантно!
— Чтоб вечером был! — ткнув меня в бок, хмуро проговорила жена.
— Постараюсь! — я пожал плечом.
— Я тебе дам — постараюсь!
Мы с Сашком вышли на лестницу — дверь с грохотом закрылась за нами.
— Да... отстали вы тут! — после некоторого скорбного молчания проговорил, шагая вниз, Сашок.
— ...От чего?
Он промолчал.
— Вообще — чего вы приехали-то? — останавливаясь на ступеньке, поинтересовался я.