— А толмачом сможешь побыть? — я не хотел привлекать много лишних людей. Чем меньше людей знает о подобных встречах, тем проще сохранить их в секрете.
— Могу, — он кивнул.
— Отлично, тогда… — я не успел сформулировать мысль, как дверь распахнулась и в комнату вбежал какой-то семеновец. Отдышавшись, прислонив руку к груди, он тихо произнес.
— Пожар, государь. Немецкая слобода горит. И еще, там, в общем…
— Не мямли! — я привстал, опиравшись руками на крышку стола. — Что случилось?
— Кто-то из гвардейцев там покуролесил, государь, но пожар сильный, как бы на улицы не пошел.
— Идиоты, — прошептал я. — Седлать Цезаря! Узнаю кто мне Москву сжечь захотел, прибью как бешеную собаку.
Я выбежал из кабинета, на ходу натягивая протянутый мне Митькой тулуп. Тулуп я себе с боем выбил. Хороший, теплый, тяжеловатый слегка, но не критично. На голову легла шапка из чернобурки. Вот сапоги не переобул, выскочил на улицу в каких был. Цезарь уже пританцовывал от нетерпения, стоя возле крыльца. Рота гвардейцев личной охраны была на конях, все ждали только мое величество. Взлетев в седло, насколько быстро мне помог сделать тулуп, я тут же пустил Цезаря рысью, выскочив в едва открывшиеся ворота.
Столб дыма и даже зарево огня было видно даже отсюда. Стиснув зубы, я пригнулся к шее своего верного коня, который все ускорялся, пока не перешел в галоп.
Возле слободы уже собрался народ, организуя линию к ближайшему колодцу. Точнее, таких линий было уже несколько, и они справно работали, передавая друг другу ведра с водой. У того колодца, где я с трудом затормозил, явно не хватало людей.
— Стройся! В цепь! — я соскочил с Цезаря, бросая поводья уже подъехавшему Репнину, схватил ведро, которое протягивала мне хорошенькая девушка, в глазах которой горело пламя пожара, и от этого она не замечала не разметавшихся, вырвавшихся из тугой косы русых волос, ни то, что ведро из ее рук принял император. Я передал воду вставшему передо мной гвардейцу и тут же схватил следующее. Потому что пожар в наполовину деревянной Москве – это страшно. Не успеешь оглянуться, как твой дворец уж заполыхает. Поэтому-то у меня даже мысли не возникло, что это как-то неправильно, чтобы император ведра тягал с водой. Да и у других тоже таких дурацких мыслей не возникло.
Мимо пробежали четверо мужиков с баграми. Пламя уже не взметалось выше костела, и я понял, что устал. Руки практически не двигались, но, передающая мне ведро за ведром совсем молоденькая девчонка, может моего возраста, может на пару лет всего старше, не давала упасть и опустить руки, чтобы хоть немного передохнуть, потому что вот перед ней было стыдно. А еще у меня жутко замерзли ноги, и я был грязным как свинья.
Наконец ведра стали возвращаться реже, а со стороны слободы раздался треск и удары. Пострадавшие здания доламывали, чтобы сбить пламя окончательно, и не дать перекинуться на соседние дома. Откуда-то послышался плач и крики, а ведь еще минуту назад все посторонние звуки заглушал рев бушующего пламени.
Раздался выстрел, и… Что? Выстрел? Я посмотрел на девушку, которая вытирала лоб дрожащей выпачканной в саже ладошкой, оставляя на белой коже черный след. Ведер больше не было, значит, можно было заняться тем делом, за которым я сюда приехал.
Из ворот слободы выскочили шесть гвардейцев в мундирах Преображенского полка, один из которых угрожал заряженной фузеей шедшим прямо на них весьма решительно настроенным людям. Я почувствовал, что у меня глаз дергается. Все, достали.
— Всех офицеров Ушакову на правеж, всех рядовых пока запереть по казармам. Выяснить, что там произошло и через два часа ко мне с докладом, — процедил я, направляясь к привязанному неподалеку Цезарю. Хватит с меня преображенцев. Доигрались они, похоже, окончательно.
Ноги слушались плохо, руки дрожали, но я довольно бодро вскочил в седло, и тут увидел во все глаза смотрящую на меня девушку, до которой, похоже, только что дошло, с кем именно в паре она только что работала. Я не удержался и подмигнул ей, отчего ее личико вспыхнуло, и она прижала к ним руки. Как же ноги-то замерли, да и руки тоже, я же только заметил, что с трудом удерживаю поводья в окоченевших пальцах. Вот же придурок, надо же было варежки забыть. Я тронул пятками бока Цезаря. Домой и в горячую ванну. Мне только снова заболеть не хватало.
Глава 8