Новая реальность

— Кто здесь? — немного испуганный женский голос, произнесший фразу на английском, заставил меня вздрогнуть, а дверь стремительно отворилась, и в комнату заглянул охранник.

— Оставь, — приказал я гвардейцу, и он, понятливо усмехнувшись в усы, я разглядел это, потому что свет из коридора падал ему на лицо, исчез из комнаты и прикрыл за собой дверь. Представляю, что он про меня сейчас подумал.

— Ваше императорское величество, это вы?

— Это я, леди Рондо, а вот, что вы здесь делаете? — я видел только ее силуэт, поднимающийся с диванчика, стоящего недалеко от облюбованного мною кресла.

— У меня разболелась голова, и наш любезный хозяин предложил мне отдохнуть в этой тихой гостиной.

— Значит, я помешал вашему уединению?

— Как вы можете кому-то помешать? — она подошла ко мне почти вплотную. Настолько, насколько ей позволили фижмы ее бального платья.

— На самом деле, много кому, — я усмехнулся и не добавил, что, например, твоему королю. — Леди Рондо, если вы не отойдете, то сможете потом всем, кто захочет вас слушать, рассказывать, что русские действительно варвары.

— Я живу в этой стране уже несколько лет, и все надеюсь, что найдется мужчина, который мне это покажет, но увы, пока что все русские просто омерзительно вежливы, — и она сама потянула вниз лиф своего платья.

Ну что же, императорам тоже иногда нужно расслабляться, мелькнуло у меня в голове, когда я поднимал ее за талию, рывком сажая на стол, поднимая юбки и безжалостно сминая панье, благословляя про себя маркизу де Помпадур, которая еще не родилась и не надела на женщин панталоны.

Глава 6

— Это было так необходимо? — хмурые Репнин и Шереметьев уже полчаса читали мне нотации, отбивая аппетит. — Так сильно в штанах засвербело, что за первой же юбкой, у носа махнувшей побежал? — завтрак в это утро, после памятной ассамблеи, проходил для меня не в одиночестве, а в обществе этих двух деятелей, которые кудахтали надо мною как мамки, у которых ребенок внезапно загулял и не ночевал ночью дома. Хотя я-то дома как раз ночевал, в отличие от них двоих. Просто с утра, заявившись на службу, они узнали свежую сплетню, которая, похоже, вовсю ходила между гвардейцев Михайлова, обрастая смачными подробностями, хотя я строго-настрого приказал своему вчерашнему охраннику молчать.

— А откуда вы вообще узнали, что я вчера приятно провел вечер, и самое главное, с кем провел? — я бросил вилку на стол и требовательно уставился на моих добровольных нянек, которые с чего-то вздумали блюсти мою честь, аки девицы безвинной.

— Юмашев сказал, — если у Петьки совести хватило немного покраснеть, и отвести в сторону глаза свои бесстыжие, то Репнин сверлил меня прокурорским взглядом. — И не думай, государь, не чешет Николай языком почем зря, выставляя на свет божий твою кобелиность, просто просил нас, как не чужих тебе людей, направить на путь истинный. Народу нравится, каким ты стал, государь Петр Алексеевич. Да, все осознают, что горе безмерное повлияло на изменения эти, но не стоит возвращаться к тем кутежам, коими с Ванькой Долгоруким успел за год прославиться на всю Москву.

— Вот ведь, воспитатели нашлись, где раньше только были? — я раздраженно поднял вилку.

— Раньше, ты, государь Петр Алексеевич, никого к себе, кроме Долгоруких и цесаревны Елизаветы не подпускал, — тихо ткнул мне в морду упрек Петька. Верно говоришь, Петруха, вот только то не я был. А жрать-то хочется так, словно неделю голодал, все-таки любовные игрища способствуют растрате сил, которые восстановления требуют.

— И что же мне теперь до свадьбы терпеть? — я раздраженно зыркнул на этих поборников морали молодого императора.

— Да никто не требует от тебя, государь Петр Алексеевич, терпения такого, — отмахнулся Репнин. — Понятно, что дело молодое, и в чреслах свербит иногда так, что ум потерять можно, но разборчивее надо быть.

— Ханжей из себя не стройте. Можно подумать, что сами вчера в одиночестве остались, — я вертел вилку в руках и никак не мог приступить к трапезе.

— Не в одиночестве, — покачал головой Шереметьев. — Но то мы, а ты – совсем другое дело. Найди себе вдовушку повеселей, из молодух, да и захаживай к ней вечерами. Никто слова тебе не скажет. И тебе хорошо, и ей почет, да ласка мужская, кою потеряла рано. Но с этой… — он так поморщился, словно не об английской леди говорил, а об бомжихе подзаборной. Надо же, какие мы разборчивые. — Ведь не просто же так она хвостом перед тобой мела. Что-то ей было нужно от тебя, государь.

— Я знаю, — я пожал плечами и внезапно успокоился. Значит, они не только за мой моральный облик переживают, но и за то, чтобы я ничего англичанке не выдал невзначай. Все-таки не ошибся я на счет этих двоих, а с Митькой и троих. Если у меня с десяток таких вот, рынд, как в старину их называли, наберется, то я уж точно повоюю.