Новая модель реальности

Odi et amo. Quare id faciam, fortasse requiris.

Nescio, sed feri sentio et excrucior.

Новая модель реальности ничего не придумывает, она просто расширяет до предела возможности, заложенные в так называемой традиционной онтологии симулякров. Любовь – настолько универсальная категория, что она может быть выражена в любом слове, даже в слове «смерть» – ср. любовь между Орфеем и Смертью в фильме Жана Кокто «Орфей». Можно любить фрак, утюг, испражнения, виселицу, Достоевского. Это совершенно все равно. Важно помнить, что в новой модели реальности все превращается в постоянном диссоциативном континууме. Но тогда может возникнуть на первый взгляд справедливое подозрение, что новая модель реальности – это просто апология шизофрении. Это шизофреник может любить свои испражнения, виселицу, утюг. Это для шизофрении, где господствует амбивалентность, любовь и ненависть, разрешенное и запрещенное, известное и неизвестное, невозможное и необходимое представляют собой варианты одного и того же. Но то, что шизофреническое сознание представляет собой регресс к мифологическому мышлению, давно известно. В новой модели реальности шизофрения – это такое же слово, как и любое другое. Там шизофреником может быть утюг, Александр Дюма, жимолость, шампанское – все, что угодно. Важнейшее отличие новой модели реальности от шизофрении заключается в том, что нет болезни и здоровья, как нет внутреннего и внешнего. Новая модель реальности – это мир без бинарных оппозиций. Проанализируем это на примере деонтической модальности: должно – разрешено – запрещено. Так отец может говорить сыну: «Ты должен хорошо учиться», «Я запрещаю тебе курить», «Я разрешаю тебе пойти погулять». В новой модели реальности эти высказывания не имеют смысла. Если отец и сын это одно и то же лицо, то как он может что-то разрешать или запрещать самому себе? Разрешение в новой модели реальности – это запрет, а запрет – это разрешение. Но тогда получается, что там вообще нет модальностей. Нет, они есть, но они диссоциированы, как и все остальное. Если в архаическом мифологическом сознании господствует модальный синкретизм: что необходимо, то и должно, и хорошо, и известно, а то, что невозможно, то тем самым запрещено, плохо и неизвестно; то в гипермифологическом сознании это бесконечные превращения необходимого в запрещенное, хорошего – в неведомое, должного – в невозможное. Напомню приведенное уже выше высказывание Гурджиева о том, что такое сознательность (или совесть):

Если бы человек, чей внутренний мир состоит из противоречий, вдруг ощутил бы все эти противоречия одновременно внутри себя, если бы он вдруг почувствовал, что он любит все, что ненавидит, и ненавидит все, что любит; обманывает, когда говорит правду, и говорит правду, когда обманывает; и если бы он мог почувствовать позор и ужас всего этого, то такое состояние можно было бы назвать «совестью».