Новая методика обольщения

Спектакль оказался, на редкость никудышным. Он соответствовал стандартам шумных и ярких бродвейских постановок, но музыка не выдерживала никакой критики, хотя исполнители старались компенсировать этот недостаток, всеми доступными способами: надрывали горло до хрипоты и честно выкладывались в вылизанных до автоматизма танцах. Все первое действие Полин старалась убедить себя, что мюзикл может понравиться, если в него втянуться, но к антракту была вынуждена капитулировать и признать абсолютную беспомощность зрелища. Она не знала, стоит ли говорить об этом Николасу, боясь его обидеть. Но тот заговорил сам:

— Да… Это не твой любимый Уэббер… Похоже, я в очередной раз зря поверил газетным критикам. Столько крика, топота, герои мельтешат, прожекторы за ними гоняются, массовка пляшет до упаду… А по сути-то полный пшик, мыльный пузырь. И музыка — дрянь.

— Ты озвучил мои мысли. Думаю, количество публикаций о «Дикой кошке» прямо пропорционально сумме, вложенной в декорации. Они действительно потрясают воображение, особенно раздвижной мост. Но не вокал.

— Хочешь, уйдем?

— Да нет уж. Выпьем эту чашу до дна. Может, к финалу они распоются?

— Вряд ли. Не тот материал, чтобы распеться.

Николас не ошибся. Второе действие оказалось еще хуже: выдохшиеся актеры несколько сбавили обороты — драйв исчез, а хорошей музыки не прибавилось. Минут через двадцать Полин обреченно вздохнула:

— Боже, какая тоска! И совершенно нечем заняться.

— Замечательная формулировка! Я же предлагал уйти. Ну, если тебе нечем заняться…

В темноте Николас отыскал ее руку и начал указательным пальцем медленно, с мягким нажимом гладить ладонь. Он не пропустил ни одного миллиметра поверхности, затем перешел к ее пальцам и так же тщательно исследовал каждую фалангу. Полин, крепко прижав другую руку к колену, уже не смотрела на сцену: подобные эмоции она испытывала всего один раз — в пятнадцатилетнем возрасте, когда отправилась в кино с влюбленным в нее одноклассником. Она интересовала активного мальчика куда больше происходящих на экране событий, в чем и убеждалась на протяжении всего сеанса. Но мужчина, умеющий добиваться таких выдающихся результатов при помощи невинного поглаживания ладони, ей еще не встречался. Состояние Полин, приближалось к бессознательному, когда Николас прошептал ей на ухо:

— Может, все-таки уйдем? Завтра я должен быть в конторе только к двум часам, поэтому смогу остаться у тебя до полудня. Не возражаешь?

— Ник… Демон-искуситель… Почему ты не сказал это раньше? Пойдем. Только я не уверена, что смогу идти самостоятельно — ноги подгибаются. И я не вижу ступенек…

— Возьми меня под руку. Сейчас я включу в машине кондиционер, тебя обдует свежим ветерком, и ты взбодришься.

— Я не хочу взбадриваться ветерком кондиционера! Я хочу скорее домой. Остановись на секунду.

— Что такое?

— Ничего. Минутный порыв. Я подумала, было о некоем авансе, но пересмотрела свои намерения. Ты выглядишь слишком представительно, чтобы я осмелилась поцеловать тебя прямо в театральном фойе.

А вдруг нас увидят? И газеты завтра выйдут с заголовками: «Почтенный бизнесмен Николас Андерсон, отец популярного актера, стал жертвой сексуальных домогательств».

— Как же мне будут завидовать, Полин… Особенно если рядом напечатают твою фотографию. Только текст, придется изменить: «Престарелый облезлый бизнесмен стал жертвой сексуальных домогательств молодой красавицы». От такой сенсации мир в очередной раз с недоумением пожмет плечами. Поехали отсюда.

* * *

Полин уже не раз сталкивалась с загадочным явлением: если любимый человек оказывался далеко, ее чувства к нему разгорались. Причем чем дальше он уезжал, тем сильнее она ощущала свою душевную близость с ним и тем нежнее о нем думала. Не в силах прервать общение с Николасом даже на неделю, Полин начиная с восьмого ноября не расставалась с маленьким блокнотом: она записывала туда все, что хотела сообщить Николасу, и, когда он звонил (со свойственной ему пунктуальностью каждый день в один и тот же час), принималась торопливо зачитывать новости с очередной странички. По словам Николаса, это напоминало ему прослушивание информационной телепрограммы: внимая ее захлебывающимся рассказам о пустейших мелочах, он начинал искренне смеяться. Отчего-то его реакция несказанно умиляла Полин.

— Смейся, Ник, я обожаю твой смех! Он такой же ласковый, как и ты!

— Знаешь, Полин, удивительно, но стоит мне положить трубку, и я уже скучаю по твоей болтовне. Почему-то этих ежевечерних телефонных сеансов мне недостаточно. Вероятно, дело в том, что я привык воспринимать тебя и на слух, и на взгляд одновременно. Когда ты щебечешь, у тебя разгораются глаза и щеки. На это так приятно смотреть. А еще приятнее, когда ты потом замолкаешь.

— Я тоже скучаю. Ужасно скучаю, до слез. Я хочу, чтобы ты как можно скорее вернулся. Мне хорошо с тобой! А без тебя плохо. И все. Это звучит банально и пошло?