— Потому, что мне надоело ее слушать! — капризно ответила Лора, вновь утыкаясь лицом в носовой платок. — Ей мало школы, ей обязательно читать лекции еще и на дому? А ты тоже хорош… Я болею, ты мог бы, уделять мне побольше внимания! А вы с Санни носите мне еду, как собачке, а сами с утра до ночи беседуете о высоких материях… И вообще, почему виноватой обязательно должна оказаться я? Вы что, объединились против меня?
— Лора, перестань. Зачем пороть чушь?..
— Да ну вас к черту!
Отчаянно закашлявшись (как показалось Курту, чуть неестественно), Лора потащилась наверх, по-прежнему не отнимая от носа платок. Курт подошел к пианино и опустил крышку на клавиши.
Лора не ошиблась: ближе к ночи у нее опять подскочила температура, и она, глядя в сторону, сдержанно попросила Курта принести ей картофельное пюре и чашку чая. Проглотив вместе с чаем таблетку жаропонижающего, Лора, не говоря ни слова, закуталась в одеяло и устало смежила веки. Сидевший в кресле у окна, Курт тоже не раскрывал рта. Оба прекрасно понимали, что она сейчас отключится, тем самым, выйдя из игры, а он этим воспользуется. Но, похоже, Лора считала недостойным настаивать на своих правах: после кратковременной вечерней вспышки она предпочитала хранить гордое молчание.
Спустившись вниз сразу после десяти часов, Курт обнаружил Сандру на обычном месте. В темной юбке, почти доходящей до полу, и небрежно накинутой на плечи уже знакомой белой шали она походила на даму начала прошлого века — легкую и хрупкую. Казалось, достаточно коснуться ее пальцем, и она растворится в воздухе. Она поставила на стол удивительное сооружение: на металлической подставке в форме полумесяца было закреплено нечто вроде серебристой глубокой тарелки, над которой вился таинственный сиреневатый туман. Фонтаны и лампы с туманогенераторами Курту уже приходилось видеть, но этот был выполнен на редкость оригинально — над струящейся сказочной дымкой словно плыл в воздухе стеклянный шар.
— Классная вещь. — Курт кивком указал на курящийся агрегат. — Говорят, они очень качественно увлажняют воздух.
— Не знаю. Нервы, во всяком случае, действительно успокаивает. Я сама никогда не раскошелилась бы на такую штуку, мне коллеги подарили ее на юбилей… — Запнувшись на последних словах, Сандра смешалась, но Курт тактично не обратил на них внимания.
— Послушай, Сандра… Сегодня вечером здесь вышла не очень красивая сцена. По-моему, Лора о ней сожалеет.
— Конечно, сожалеет. Она с детства такая: вспыльчивая, но отходчивая. Сначала наговорит гадостей, а потом ластится и косвенно выпрашивает прощения. Я на ее выходки уже лет двадцать смотрю сквозь пальцы. Только контролировать выражение своего лица мне не очень легко.
Она склонилась над клубящимся туманом пониже, и ее роскошные золотые волосы трепещуще засветились, словно паутинка на новогодней елке. Он сглотнул.
— Я хотел сказать раньше, но не успел. Ты восхитительно играешь. А эта музыка… Она вроде бы печальная, но светлая. Как будто старый лес, весна и ручеек по камешкам бежит… — Курт встретился с ней глазами и смущенно засмеялся. — Наверное, даже малыши у тебя на уроках рассуждают менее примитивно, нежели я?
— Да нет, ты точно уловил суть. Старый лес, юный ручеек… Знаешь, Курт, страшно подумать, но ведь мы с тобой старше многих… Тех, про кого Лора знать не хочет. Шуберт умер в тридцать один, Моцарт, в тридцать пять, Шопен протянул чуть дольше — до тридцати девяти… А свою знаменитую песню «Лесной царь» Шуберт написал в восемнадцать лет. А Бах? Нам воображение всегда рисует образ румяного старика в парике, знакомого по портретам, а ведь многие свои произведения он создал до тридцати! Бетховен написал Лунную сонату в тридцать один год! А какие ей даны характеристики: монолог без слов, ткань без швов, мысль, жалобы которой движутся в ограниченном круге… Эти люди словно чувствовали, что им немного отпущено, они не теряли времени даром. Бог мой, сколько же всего они успели… А нам, ничего толком не сделавшим их инфантильным ровесникам, кажется, что настоящая «взрослая» жизнь еще впереди. Они так не думали… Прости, Курт, я опять увлеклась! Клянусь, больше не буду.
— Пожалуйста, увлекайся почаще! Ты просто гипнотизируешь своими монологами.
— Да? — Сандра кокетливо улыбнулась и похлопала ресницами. При каждом их неторопливом взмахе сердце у Курта пыталось спрыгнуть со своего обычного места, но ударялось об ребра и вынужденно возвращалось обратно. — Хорошо, буду гипнотизировать тебя дальше. Хочешь свежий кекс с вишней? Тогда пойдем на кухню. Фонтан возьмем с собой, он благотворно влияет на мою психику.
— И все же ты не права, — заявил Курт уже на кухне, приняв у Сандры герметичную упаковку с кексами, и приступив к вскрытию фольги. — Разве мы в своем возрасте еще ничего не сделали? Я уже кое-чего добился, книгу написал… Но в научном мире признание приходит много позже. А ты? Ты учишь детей, делаешь их лучше и чище, потому что будишь в их душах любовь к прекрасному… О, дьявол!
— Что такое?