Карлиньос и Вагнер пришли через шлюз, ведущий на поверхность. Лукасинью может через него выйти наружу. А пройдя через шлюз, он сможет отправиться куда угодно. В любое место. Прочь отсюда. На хрен строгую изоляцию, на хрен безопасность семьи. На хрен семью. Возможно, во не на хрен. Она старая и уже не та, что прежде, но еще может зажечь как следует, и Лукасинью восхищается тем, как она вызывает уважение к себе — естественно, будто дышит. И, наверное, не Карлиньоса, хотя Лукасинью вечно не может взять в толк, что сказать дяде, как дать понять, что он считает его славным малым. Лукасинью годами боялся, что его-то Карлиньос считает говнюком. О детишках и вспоминать не стоит. Остальных на хрен.
В особенности отца.
Трико-подкладка аварийного скафандра не рассчитано на третье поколение, и Лукасинью приходится попыхтеть пять минут, натягивая его. В герметичном ранце, прикрепленном к наружной оболочке скафандра, нет места для одежды. Невелика потеря. Он может напечатать новые шмотки в Жуан-ди-Деусе. Лукасинью отстегивает «Леди Луну» и прячет в ранец. Аварийный скафандр — пупырчатый сай-фай робби-робот, оранжевый и светоотражающий, с маячками. Внутри он достаточно просторный, чтобы Лукасинью мог шевелиться. Цзиньцзи копирует себя в систему скафандра и запускает его. На поверхности он окажется за пределами зоны покрытия сети. Зажимы щелкают. Оболочка герметизируется. Воздух шипит, постепенно затихая.
— Давай прогуляемся, — выдыхает Лукасинью. Под управлением Цзиньцзи скафандр марширует в наружный шлюз. Лукасинью вспоминает, каково было в последний раз в таком шлюзе. Обнаженные тела. Колено к колену. Обнаженная Абена Асамоа напротив него. Пот, испаряющийся с ее безупречно округлых грудей по мере падения давления. Эти груди будут его. Где-то там, на просторах Луны. Он их найдет. Он у них в долгу. Она пустила ему кровь.
Он не думает о том, что было во внутреннем шлюзе. Клубок тел; сознание приходит и уходит. Боль, красное, черное, боль. Визг экстренного нагнетания воздуха.
Наружная дверь распахивается.
Управляя серводвигателями жесткого скафандра, Цзиньцзи запускает его в быстрый, прыгучий бег. Система безопасности узнает, что кто-то открыл шлюз и забрал скафандр. Они не поймут, кто это сделал, куда направился и как быстро. Они разберутся, но к тому моменту Лукасинью уже войдет в другой шлюз, который наполнится воздухом, сбросит скафандр и затеряется в толпах Жуан-ди-Деуса.
Не такой уж ты умный, пай.
Лукасинью выходит из шлюза Жуан-ди-Деуса и едет на лифте в деловую часть города. Скафандр развернется и самостоятельно трусцой побежит обратно в Боа-Виста. Аварийные скафандры слишком ценны, чтобы раскидывать их по Морю Изобилия. Однажды от него может зависеть чья-то жизнь. Проткнуть символом лунной гонки герметичное плетение оказалось почти так же трудно, как натянуть на себя тугое скаф-трико. Лукасинью нарушил целостность скафандра. Лучше уж не надо, чтобы однажды от него зависела чья-то жизнь… Уж точно не его собственная. Нет, Лукасинью Корта рассчитывает, что это был последний раз, когда он побывал на поверхности.
Жуан-ди-Деус — город, сделанный наполовину; здесь повсюду необработанный камень и низкие балочные перекрытия, а проспекты и квадры тесные и узкие. Вентиляционные двери спазматически дергаются, солнечная линия мигает. Воняет дерьмом и немытыми телами, системы жизнеобеспечения работают на пределе возможностей. У воды привкус батареек. Слишком много людей, суетливых людей. Вечно кто-то оказывается впереди, загораживает путь. Кто-то тыкает тебя локтями, дышит тебе в затылок, является, точно призрак, из облака парящих фамильяров. Указатели и вывески, рекламные листовки и граффити — все на португальском. Жуан-ди-Деус — Гелий-вилль, город на фронтире. Город, построенный компанией для своих, и потому Лукасинью здесь не останется.
— Будь ты моим отцом, что бы сделал? — спрашивает Лукасинью у Цзиньцзи.
«Я бы заморозил твои счета».
Итак, Лукасинью отправляется на станцию, а не в принт-мастерскую модной одежды.
Скаф-трико — обычная вещь в Жуан-ди-Деус, даже приемлемая. На Центральном вокзале Меридиана двадцать голов успели повернуться к тому моменту, когда он добирается до главного лифта, ведущего вверх, на проспект Гагарина. Надо бы сменить этот наряд на что-то другое, пусть Лукасинью и носит его элегантно. Может, он сумеет всех убедить, что это такой новый микротренд? 1950-е — это уже прошлый месяц. Шик рабочего-поверхностника. Синие воротнички — вот в чем соль: такие честные, такие современные. Он меняет походку на более броскую, от бедра, с самодовольным видом. Ему хорошо. Он кое-чего добился. Все дело в том, что Боа-Виста его не удержал и семья не удержала. Все дело в том, что он сбежал благодаря собственному уму и крутости. Все дело в том, что он свободен. Все дело в том, что он вернулся. Это даже не «кое-что». Это много что! Лукасинью Корте не просто хорошо; он отлично себя чувствует.