Новая хозяйка собаки Баскервилей

Тем временем торговля у людей не шла. Редко кто из покупателей добирался до третьего этажа, а попадая сюда, долго удивлялся – товары здесь были словно с рынка, но в три раза дороже. Ассортимент тоже был скудный – все отделы практически копировали огромный павильон Шадринцевой. Арендаторы, выждав время, чтобы «отработать» оплаченное время, стали собираться. Опять опустел третий этаж. Опять в гулком пространстве слышались только похабные частушки, которая любила распевать Шадринцева, перетряхивая свой пыльный товар. Майя с ужасом смотрела на счета, которые получала из коммунальных служб, и с тоской вспоминала беззаботное время, когда ее муж так умело управлял рынком.

Впервые Евграфов увидел Шадринцеву, когда та сидела в собственном павильоне и в звучной пустоте щелкала семечки. Шелуху она бросала на большую, развернутую на столе газету. Евграфова не очень удивило само занятие, которому с упоением предавалась толстая Шадринцева, его удивило количество «отходов» – видать, она давно сидела, как сомнамбула, с пустым взглядом и беспрестанно сплевывающим ртом.

– Валентин Петрович! Вот мы опять вместе. – Шадринцева с верхней губы слизнула семечковый мусор.

– Добрый день! – Евграфов окинул взглядом павильон и ужаснулся – такое впечатление, что он попал в дом старушки, страдающей деменцией. По углам громоздились страшные старые коробки с вязаными шапками, варежками, шарфиками. Кучи париков, сложенных на старом столе, производили фантасмагорическое впечатление. «Словно скальпы», – поежился Евграфов. По стенам была развешана бижутерия – она была дешевой, а потому стали уже заметны потускневше-позеленевшие металлические детали. На витрине стояли сумки – они ощетинились баснословными цифрами. Гольфы, носки, колготки были свалены в металлические сетки, вокруг всего этого стояли пластиковые манекены в трусах и майках. Но больше всего поражали грубые пластмассовые цветы, которые обычно продаются у кладбищенских ворот на Пасху. «И это – торговый центр!» – ужаснулся Евграфов. Шадринцева наконец оторвалась от семечек и поднялась со своего места.

– Так, все это безобразие привести в порядок. Это же не склад. Это магазин в тороговом центре. У меня на рынке было чище и красивее. – Евграфов отступил на шаг и брезгливо добавил: – С этого момента употребление семечек приравнивается к употреблению алкоголя на рабочем месте. Одним словом, запрещается.

Шадринцева застыла на месте, а после того, как новый директор вышел, бросилась звонить Майе.

Когда Катя пришла к Евграфову, он уже одержал победу над семечками, грязными коробками, рваной упаковкой. Шадринцева, которая выжила всех конкурентов, полагала, что покупатель, случайно забредший на третий этаж, и так купит нужную вещь, и совершенно все равно, как она будет лежать на прилавке. Евграфов спорить не стал, он просто в один из дней опечатал ее павильон и вызвал санэпидемстанцию. Это, пожалуй, был первый случай в истории отечественной торговли, когда администрация собственноручно закрывает часть магазина и обращается к санитарным органам. Тетки приехали резво, поводили носом, поохали и оштрафовали администрацию, то есть Евграфова. Тот послушно взял штраф и… переадресовал его Шадринцевой.

– Из-за вас это произошло, а потому и вам платить. Впредь будете аккуратны и в павильоне наведете порядок. Радуйтесь, что товар не конфисковали, как не соответствующий санитарным нормам.

Шадринцева деньги отдала, но злобу затаила. Она вдруг стала ловить Евграфова по углам и жаловаться на бедность:

– Понимаете, никакой прибыли, никакой! Покупателей нет, а вы еще посадили этих, с платьями, все туда идут!

Евграфов действительно нашел новых арендаторов и пообещал им льготные арендные платежи. Все, кто хоть когда-нибудь сталкивался с Валентином Петровичем, знали, что он человек слова. Что можно жить спокойно, нарабатывать своего покупателя, условия игры не поменяются. Только Шадринцевой он не понизил ставку. Во-первых, куда уж ниже! Майя и так ей прямо волшебные условия создала. А во-вторых… Во-вторых, Евграфов отлично знал всю подноготную ее торговли.

Что бы там ни рассказывала Шадринцева о своих эксклюзивных поставщиках, она все закупала на огромном оптовом рынке «Огородник». Одежду там брали сразу размерным рядом – от сорок шестого до шестьдесят шестого. Себестоимость каждой вещи при этом была мизерной. В магазине владелец прибавлял еще две цены, к этому добавлял сто рублей на возможную скидку и еще сто рублей «на продавца». Все хозяева знали, что продавец часто под предлогом скидки некоторую сумму норовил положить к себе в карман.

– Почему вы продали платье не за две тысячи, а за тысячу девятьсот?

– Ой, так просили, так просили! У них почти денег не оставалось! Я и скинула соточку.

Такие диалоги между продавцом и хозяином магазина случались сплошь и рядом. И хозяин, как правило, был уверен, что продавец увел из его прибыли именно эту соточку.