Анархо-синдикалисты пропагандировали самые различные формы протеста – стачки, демонстрации, бойкот, саботаж. Но в основе каждой из них видели прежде всего эмоциональный взрыв угнетенной массы, ее творческую, непостижимую для разума жизненная активность. Особое значение придавалось насилию. Индивидуальный террор, взрывы в людных местах рассматривались как возможность «встряхнуть» общество, бросить вызов «ложным» гуманистическим ценностям, сковывающим жизненные силы масс, и дезорганизовать демократический строй, «лишающий народ воли». Динамит стал символом политической борьбы. В 1880–1914 гг. жертвами террористических действий стали президенты США Горфильд и Мак-Кинли, французский президент Карню, премьер-министр Испании Антонио Канова, императрица Австрии Елизавета, итальянский король Умберто.
Распространение идеологических концепций «третьего пути» стало ярким свидетельством мировоззренческого кризиса, охватившего западное общество на рубеже XIX–XX вв. В радикальной трактовке они становились символом социального протеста, превращались в требование тотальной нравственной революции, немедленного и радикального переустройства общества на принципах корпоративизма и солидаризма. По названию итальянского корпоративно-националистического движения подобная идеология получила название фашизма (ит. «fascio» – «пучок»; в соответствии с эмблемой крестьянских повстанческих отрядов конца XIX в., члены которых пучком стеблей символизировали свое единство). Наиболее широко идеи фашизма распространились в странах «второго эшелона», где противоречия модернизации были отягощены ее ускоренным характером. При этом в классическом варианте фашизм сформировался только в католических странах – Италии, Австрии, Испании, Португалии, где были популярны солидаристские идеи социального католицизма и анархо-синдикализма. В Германии ранний фашизм был вытеснен другим вариантом тоталитарной идеологии – национал-социализмом, связанным с идеями расового превосходства. Русский фашизм сложился уже после революции 1917 г. в эмигрантских кругах. В самой же России тоталитарным движением стал большевизм.
Эпоха «Заката Европы» принесла с собой разрушение привычных эстетических канонов, представлений о природе художественного, о соотношении искусства и жизни. Попытки найти принципиально новые формы творческого самовыражения, преодолеть «нормальность» пространственного и смыслового восприятия окружающей действительности во многом были связаны с утверждением неклассической научной картины мира, распространением идей относительности пространства и времени. Происходило преодоление мировоззренческой установки на универсальность порядка вещей, фундаментальность и безусловную объективность Истины, отказ от представлений о наличии какого-либо единого источника смысла вещей – Бога, Природы или Разума.
Это «расколдовывание мира» (М. Вебер) вело к радикальному изменению всей системы общественных коммуникаций, обеспечивающих преемственность духовного опыта и основы самоидентификации индивидов. Важнейшая потребность людей в соотнесении своего «Я» и коллективного «МЫ», самоопределении в ментальном пространстве общества и системе социальных взаимодействий приобретала парадоксальную направленность. Перед лицом рушащихся «горизонтов мироздания», испытывая ощущение «утраты материи», человек обретал чувство уверенности, пытаясь приобщиться к будущему и бросая вызов не только прошлому, но и настоящему. Тем самым начала складываться уникальная модернистская духовная традиция, основанная на признании самоценности любого вида новаторства.
Становление художественной философии модернизма, основанной на принципах безусловной творческой свободы, происходило на протяжении нескольких десятилетий и завершилось к началу XX в. Изменение предметно-изобразительной основы искусства привело, прежде всего, к бурному обновлению форм живописи, скульптуры, архитектуры. Литература, театральное и музыкальное искусство, напротив, временно утратили ту динамику, которая была присуща их развитию в период расцвета романтизма и критического реализма. Размытыми оказались и жанровые, стилевые рамки творчества. Полемичность и экспериментальность нового искусства препятствовали складыванию целостных школ и направлений. Разработка новых эстетических критериев и художественных принципов стала прежде всего прерогативой ярких индивидуальностей, решавшихся бросить вызов вкусам общества.