Новая инквизиция

Пятая ассистентка закричала — длинно, пронзительно. Полотна пил покраснели. Алые брызги вылетали из распилов. Улыбки ассистенток напоминали оскалы. В повизгивание стали вплёлся новый звук — как будто под зубцами в самом деле заскрежетала кость. Крик девушки не смолкал. Сзади кто-то хлопнулся в обморок — не в томно-демонстративный, в настоящий — голова хрустко ударилась о пустую скамью.

Даню передёрнуло. Ну к чертям такие фокусы…

Публика, похоже, была солидарна с Даней. Первоначальное оцепенение сменилось свистом, возмущёнными выкриками. Дамы требовали немедленно прекратить, мужчины сжимали кулаки и в открытую грозили магу. Становой пристав Григорий Кузьмич, багровея лицом, протискивался меж скамей к арене…

И всё кончилось.

Маг стоял, словно впитывая эмоции зала, словно наслаждаясь слышными лишь ему бурными овациями — а потом вышел из оцепенения, и накинул шелково-расшитое покрывало на ящик (кровь из распилов лилась ручейками), и сделал несколько пассов…

Распиленная девушка выскочила из своего саркофага, улыбнулась, помахала рукой, убежала за кулисы — драпируясь в то же покрывало… Движения и улыбка опять показались Дане мёртвыми. Аплодисментов не было. Было гробовое молчание… Представление закончилось.

— Данька, у тебя к'овь на лбу… Да нет, левее… — сказал Моня, когда они проходили под тусклым фонарём. — К'аска, наве'ное, теат'альная…

Разоблачительный пыл Мочидловера теперь несколько поугас.

Даня провёл пальцем по лбу. Понюхал липкую субстанцию, осторожно лизнул…

Противный солоноватый вкус.

Кровь.

Он сплюнул. Гадость… Но крови Даня Буланский не боялся.

Дела минувших дней — XI Польно. Дело Гильснера

— Не стоит, право не стоит, — сказал Богдан почти даже ласково. — Я знаю, что Гудини вы и в ученики бы не взяли, но эти браслетики не простые. Нарочито для таких, как вы, сделаны…

Пленник посмотрел на него злобно. Промолчал. Но какие-то манипуляции скованными за спиной руками продолжил — похоже, пытался порвать оковы — лицо исказилось, жилы на лбу вздулись.

— Не трудитесь зря, господин Черноиванов… — снова сказал Богдан.

Но вынул из внутреннего кармана сюртука Дыев нож — бережёного Бог бережёт.

От тенятника можно ожидать всего. Тем более от такого — двадцать пять лет собиравшего силу не только ритуальными убийствами молодых девушек, но и поглощением эмоций наблюдавших это дикое зрелище людей. Убийства чаще всего совершались чужими руками… Впрочем, порой он убивал сам и без посторонних глаз — как здесь, в Польно.

— Меня зовут Де Лануа, — в очередной раз процедил пленник.

— А в паспорте написано — Геннадий Черноиванов, мещанин, — в очередной раз деланно удивился Богдан, изучая трофей — обширный бумажник.

— Тогда прочитайте документ, что лежит в соседнем отделении… На имя Черноиванова.

— Вот как заговорили… Ничего не получается с наручничками? Я предупреждал… Ну и что тут у вас за цидулька… Ах, какие печати… Какие сигнатуры… его высокопревосходительство генерал Курлов руку лично приложили. Только я-то, милостивый государь, по другому ведомству служу, мне жандармские бумажки не указ. Десятое присутствие Святейшего Синода, может слышали? А-а, вижу, слышали… К тому же, находимся мы сейчас на территории Австро-Венгерской Империи, где предписание сие о содействии силы не имеет.

Богдан медленно разорвал бумагу пополам. Потом ещё раз, ещё… И запихал кучку клочков обратно в бумажник.

— Скажу по секрету, вам и в России этот листок не помог бы. Потому как господин Курлов недавно приискал себе другого советника в делах прорицательских. Дремучий мужичок, из Тобольской губернии, но сила природная непомерная… А самое главное — в кишках девичьих свежевынутых для прорицаний не нуждается. Так что не будем, сударь, Моню Мочидловера тут изображать. Перейдём к делу…

Богдан говорил медленно, размерено, постукивая в такт словам по столешнице черенком ножа.

А потом как будто взорвался.

Опрокинутый стул не успел рухнуть на пол — Богдан оказался у тенятника. Ударил без замаха. Ещё раз. Приставил Дыев нож к кадыку, надавил другой рукой на затылок. Шипел негромко и страшно, как разъярённая змея:

— Я шёл к тебе десять лет, гнида! Десять лет назад, после богомерзкого действа в Маневичах — ты сделал первую свою ошибку. Ты увёз с собой Ингу Зайдер, а я… А я поклялся её найти. Хотел разыскать — известной цирковой артисткой… А нашёл мёртвой и… Не стоило тебе увозить её… Второй раз ты ошибся тут, в Польно… Не надо было сваливать эту девушку на Гильснера. Напрасный ход… Сошло бы и здесь, как сходило там, в России. Гильснер — конечно, паршивая овца, — но из стада рабби Исраэля. Не стоило подставлять именно его. Все закарпатские евреи повисли у тебя на хвосте…

Тенятник молчал. Струйка крови скатывалась из разбитого носа — и быстро слабела. Богдан тоже замолчал. Отошёл от Де Лануа, устыдившись вспышки, нарушившей всегдашнее ледяное спокойствие. Внутри было пусто. Когда кончается путь длиной в десять лет, так оно и бывает…

— Где твоя дочь? — перешёл Богдан к главному.