Новая инквизиция

— Добро пожаловать в морг, господа!

Если режиссёр этой сцены рассчитывал шокировать или запугать незваных гостей, то цели достиг в весьма малой степени.

Лесник разозлился — не более того. Хотя разозлённый Лесник — это, знаете ли…

Как отреагировал Юзеф, осталось известно лишь ему. Много лет люди видели только те внешние реакции обер-инквизитора, какие он хотел им показать.

— Добро пожаловать в морг, господа! Добро пожа…

Лесник шагнул вперёд с коротким рычанием. Голова покатилась по полу, как шар в кегельбане. Золочёные очки хрустнули под каблуком. Гостеприимный хозяин осел на пол, привалился к батарее. Бесконечно повторяемая фраза сменилась стоном.

Юзеф на пустяки не отвлекался. Трупы, послужившие причиной поездки в морг, они нашли. Заодно обнаружили пропавшего Крокодила. Осталось самое интересное — познакомиться с автором всего этого непотребства.

О судьбе наведшей их на морг Синявской обер-инквизитор не задумался.

Не вспомнил ни на секунду.

Юзеф двигался по прозекторской удивительно лёгкой, танцующей походкой, осматривая все укромные уголки. Пластика его движений напоминала носорога, обретшего кошачью грацию…

Лесник бережно поднял откатившуюся голову, аккуратно положил на окровавленный патологоанатомический стол.

Юзеф закончил осмотр — никого и ничего. Остановился у полуоткрытой двери — пятно света из прозекторской выхватывало кафель коридора, сложенную у стены ломаную медицинскую рухлядь. Из коридора тянуло запахом дешёвых антисептиков. За коридором был морг.

И оттуда донёсся голос:

— Здравствуйте, товарищ Лесник! Ну что же вы, проходите! Все уже собрались, только вас ждём…

Там, во тьме, рассыпались бусинки девичьего смеха. Лесник закусил губу. И смех, и голос принадлежали Анне.

Она продолжала:

— Проходите, товарищ Лесник! Здесь тихо и прохладно, помёрзнем вместе, поговорим о чём-нибудь трогательном, завлекательном и благородном. Об археологии и о мозговедении, например…

Дела минувших дней — VII Первый разгром

Пути русской Инквизиции и православной церкви впервые разошлись на рубеже XII и XIII веков. Разошлись на деле епископа Феодора.

Епископ Феодор, кстати, был родным племянником известного боярина Петра Бориславовича, гипотетического автора «Слова о полку Игореве». Давно подмечено, что автор «Слова», несмотря на неуклюжие христианские реверансы, — закоренелый язычник. И за хранение означенного «Слова» (как и прочей языческой литературы) вплоть до XVIII века можно было отправиться на каторгу.

Ставшее слишком самостоятельным дитя церкви впервые восстало против родителей — епископ Феодор, пытавшийся слить в едином культе христианскую риторику и кровавые языческие обряды, был тайно казнён инквизиторами, а богомерзкие книги его — сожжены.

Успели вовремя, хотя побеги злое семя дало. Ничего серьёзного, правда, не выросло. До сих пор многие, искренне полагающие себя православными, красят яйца на пасху, считая сие действо исконно христианским обычаем. И не знают, что подобный обряд к христианству отношения не имеет, а происходит от персов и описан в «Видевдате» — зороастрий-ской книге о подчинении демонов-дэвов. Впрочем, хозяйкам, опускающим в отвар лука куриные яйца, визиты дэвов не грозят — русская адаптация «Видевдата», сделанная Феодором и содержащая точную методику, уничтожена навсегда.

Кровавые моления Яриле и Хорсу выродились в безобидные масленичные ритуалы. Колядование и игры на Ивана Купала тоже обессмыслились, потеряли сакральную сущность. Оставался, конечно, сопровождавший их свальный грех — он Инквизицию интересовал мало.

Хотя казнили Феодора скрытно — митрополия встала на дыбы от такого наглого вмешательства в то, что она считала своим внутренним делом. Ловить по лесам волхвов — пожалуйста, но трогать епископов…

Под угрозой ликвидации Инквизиция мало-помалу перешла под руку светской власти — великого князя Всеволода «Большое Гнездо», а затем его сына Юрия II. Кроме того, впервые русские инквизиторы получили поддержку римских пап. Понтификам Григорию и Иннокентию нужны были союзники. Шла яростная борьба Рима с кровавой ересью катаров и с императорами-Гогенштауфенами, активно заигрывавшими с чёрным цветом.

Шанс был велик — избавить православных от клейма «схизматиков», сделать реальный шаг к объединению церквей, ликвидировать вековое противостояние Востока и Запада — на равноправной основе. Дело было за малым — мягко, исподволь, скорректировать позицию митрополита и его окружения.

Не вышло. Замаячивший после взятия Царьграда крестоносцами призрак автокефальности перевесил для русской церкви всё — национальные интересы в том числе. Спустя тридцать лет митрополия нанесла ответный удар. Нанесла саблями конницы Батыя. Кровь и пепел русских городов были возложены на алтарь борьбы с ватиканским престолом.

Мало кто задаётся вопросом: а зачем, собственно, Батый обрушился на Русь зимой 1237/38 годов?

Ни малейшего намёка на завоевание не было — ни единого монгольского гарнизона в разорённых русских городах не осталось.

Значит — поход. Набег за добычей.