Параскева была очень рада гостье, другие чародеи проявляли уважительное равнодушие, а простые люди подобострастно кланялись и униженно улыбались.
Не-Марушкина явно гордилась своим детищем, рассказывала и показывала всё без утайки, и к концу экскурсии приреченская ведьма едва сдерживалась. Ей очень хотелось сжечь это место.
Простые люди здесь не имели права голоса. Да и других прав не имели. Каждый колдун мог убить, изгнать, использовать для зельеварения, съесть любого обычного человека. Хотя, конечно, чаще всего с живым имуществом обращались аккуратно — его кормили, одевали, не давали замёрзнуть зимой, подбирали семейные пары, руководствуясь какими-то своими соображениями и не интересуясь мнением женихов и невест. Больше всего Марину поразило то, что люди не возмущались, а жили по предложенным правилам. В Школе ведьмовства насильно никого не держали. Если человек хотел уйти в Туман, его спокойно отпускали. А если у раба прорезывались сверхъестественные способности, его повышали до «свободного» со всеми вытекающими привилегиями. Теперь он сам становился хозяином и мог использовать своих вчерашних друзей и соседей, как заблагорассудится.
Переехать в ШВИК Марина отказалась наотрез. Открыто возмущение молодая колдунья не выказывала, но Прасковья легко считала внутреннее состояние бывшей ученицы и не стала настаивать. Расстались, заверяя друг друга в вечной дружбе, но каждая понимала, что из-за таких разных взглядов на жизнь им не по пути.
Больше колдуньи не виделись.
— Даже и пытаться не стоит.
— Что? — Вынырнула из воспоминаний Марина.
Игнат улыбнулся и с расстановкой сказал:
— О чём задумалась? Я говорю, навигаторы — хорошая идея. Вот только люди наши не слишком любят колдовство. Да, в Тумане они вверяют нам с Димой свои жизни, но глядят всё равно с опаской. Мы неизбежное зло, понимаешь? Так что кровь давать на какую-то «мерзкую волшбу» откажутся. А уж волосы после расчёсывания собирать тем более. Может, через несколько лет, когда до большинства дойдёт, что мы для них не враги, что-то изменится. А пока даже и пытаться не стоит.
Колдунье вдруг стало стыдно. За три года знакомства она так и не поняла сущность Шевченко — оказывается, заработок для него был далеко не на первом месте.
— Теперь понятно, почему Прасковья и компания заявились с красными пропусками. — Сменила тему Сычкова.
— И почему?
— Потому что пластик изначально именно красный. Цвет меняется только по желанию Яги. А поскольку она мертва, старой ведьме пришлось довольствоваться тем, что есть.
— И ты говоришь, что она хорошо относилась к детям, и вообще, до Катастрофы была чуть ли не душкой? Может, притворялась?
— Столько лет? Мне кажется, мы чего-то не знаем о причинах такого поведения.
— Да ладно, Марина Викторовна. Она девушек убивала ради молодости.
— И? Я тоже, знаешь ли, кое-что не слишком хорошее делала. Колдовство — занятие неоднозначное. — Отчего-то женщина бросилась на защиту бывшей директрисы.
Шевченко закурил, выпустил дым в небо и задумчиво сказал:
— Был у меня друг. Ещё в те, нормальные времена. Настоящий человек, ради друзей был готов на всё — посреди ночи перетащить мебель, одолжить денег и не напоминать об этом, помочь с девушкой познакомиться, на дискотеку сходить… Мы студентами тогда были. Весёлый, приятный, начитанный. С детства с ним, как братья. А случилось всё вот это, вылезло такое гнильё, что до сих пор оторопь берёт. У нас в первые годы что-то вроде гражданской войны было. Он примкнул к уродам, которые считали, что лучшее социальное устройство — тоталитарный режим плюс рабовладельческий строй. С таким энтузиазмом несогласных расстреливал… Три «жены» завёл. Они у него в подвале сидели. На цепи.
— И?
— Я его убил. — Равнодушно пожал плечами Игнат. — Пойми, Викторовна. Если жизнь спокойная и безопасная, если все базовые потребности удовлетворены, человек до самой смерти останется милым, добрым и порядочным. Он сам знать не будет, что у него в душе. Но в экстремальной ситуации суть выплывает на поверхность. Столько дряни развелось. Откуда она взялась? Это всё те же замечательные люди, что окружали нас в Старую Эпоху. Так что не сравнивай себя с этой Прасковьей. Ты живёшь ради других. А она — я уверен — ради себя. Как бы она себя не вела и что бы ни говорила, она вселялась в красивых девочек ради упругой задницы.
— Спасибо. — Тихо сказала Марина. — Ты не представляешь, как мне важно такое слышать. Когда знаешь человека с малых лет, когда восхищаешься им, слушаешь на уроках, открыв рот, очень сложно потом принять другую реальность.
— Чуешь? — Встрепенулся ведьмак. — Мои подопечные обед варят. Перекусим?
— Ты, если хочешь, останься. Я не могу время терять, надо изловить Чуму как можно скорей, а у нас, наконец, зацепки есть. Но поздороваться подойду.
— Ну, нет. Взялся помогать, значит, помогу. У вас поем.
Перед воротами в небольшом палаточном лагере полыхал костёр. Над ним висело ведро, в котором побулькивало что-то ароматное. Молодая пышная девушка, мешавшая половником варево, испугано заголосила, едва увидела чародеев:
— Тату, тату, чужаки йдуть!