Новая эпоха

— Ты сам, Деметрий, позволил бы подобное на нашем месте? Город кониев уже влился в нашу турдетанскую Оссонобу, с финикийским Советом Пятнадцати тоже идут переговоры о присоединении Старого города к нашему, да и эллинский квартал начинает склоняться к такому же решению. Мы не можем позволить себе инородных анклавов на нашей земле, а ты хочешь создать именно его.

— Да ещё и с обычаями, подрывающими ваши устои?

— И это тоже, хотя и не совсем так, как ты себе это представляешь. Эта ваша полисная демократия мало чем отличается от собраний турдетанских общин, а охлократии вы не захотите и сами. Не так страшно и декларируемое вами равноправие женщин — сами в большинстве своём откажутся, если равные права уравновесить равными обязанностями и ответственностью, а иного ведь у нас не будет. Вам претит рабство? Ну так и не держите рабов, кто вас заставляет? Не в этом главная проблема, а в вашем чрезмерном гуманизме и в слишком уж категоричном понимании добра и зла.

— Чем же плох гуманизм?

— Тем, что он способствует размножению черни. Ведь если ВСЯКИЙ человек — брат, которому дозволено жить, как ему вздумается, поскольку свобода, но о котором всё равно сограждане ОБЯЗАНЫ заботиться, поскольку брат — так при таких порядках как раз ВСЯКИЕ и размножаются. Три с половиной года назад мы как-то побывали в Коринфе и повидали тамошних ВСЯКИХ — чуть ли не на каждом углу попрошайничают, а то и вовсе нагло вымогают — прохода нет порядочному человеку. Так то ещё Коринф, гражданином которого надо родиться, а представь себе, сколько подобной шантрапы стечётся отовсюду к вам с вашим гуманизмом и общечеловеческим братством? Ну и зачем нам нужен такой рассадник человеческого мусора на нашей земле?

— А под категоричностью ты подразумеваешь наше учение о карме?

— Да, прежде всего прочего. У нас кто не служит и не воюет, если придётся, тот не обладает и всей полнотой гражданских прав. И вот, представь себе, вы проповедуете своё учение — кто-то его принимает, кому-то оно безразлично, кто-то отвергает, но знают о нём все. И вот, зная о нём, как посмотрят наши турдетаны на вас, отсиживающихся за их спинами и мирно философствующих ради улучшения своей кармы, пока они портят свою, защищая сограждан и вас в их числе? Как бы ты сам посмотрел на подобное безобразие, будучи на их месте? Это ведь уже вопрос элементарной справедливости.

— Но ведь не всем же быть грубыми воинами! Если всё ваше государство будет большим военным лагерем, кто тогда будет развивать в нём культуру, науку, искусства и философию? Кто будет учить людей Добру?

— Те, у кого есть к этому природные способности и склонность, но — в свободное от воинской службы время.

— А если кто-то болен, немощен или неумел в воинском ремесле?

— Значит, он болен, немощен и неумел и для полноправного гражданства.

— Но ведь это же просто варварство какое-то!

— А мы и есть варвары, Деметрий. И живём среди варваров, и сами варвары.

— И правда нам в глаза не колет! — сообщил по-русски прямо с порога как раз вернувшийся с прогулки мой старший спиногрыз, отчего сопровождавшие его Кайсар и Мато прыснули в кулаки.

— За кем сегодня победа? — спросил я его тоже по-русски.

— За нами, папа! — и все трое деловито разоблачаются в прихожей, вешая на ккрючки свои кожаные цетры, панцири, шлемы и деревянные мечи, и у всех троих свежие фингалы и ссадины, но настроение — бодрое и весёлое, — Видел бы ты, как мы крепость штурмовали!

— А, эту недостроенную инсулу? — ухмыльнулся спецназер.

— Так точно, дядя Володя! И стены, и лестницы, и зубцы, — это он, конечно, о недостроенном этаже говорит, у которого над оконными проёмами ещё нет перекрытий, и получается в натуре как зубчатый парапет крепостной стены.

— Я тоже в детстве любил на стройке в такую старинную войнушку поиграть, — пояснил я выпавшим в осадок Юльке с Наташкой, — Чем не рыцарский замок?

— Только тем, что ворот нет, — заметил Васькин.

— А мы сделали и ворота, дядя Хренио, — похвастался Волний, — Мы сплели из прутьев большой щит и подпёрли его палками. А с ребятами договорились, что это у нас будут настоящие ворота — ни плечом их не высадишь, ни мечом не прорубишь — ну, чтобы никто этого и не делал.

— А как же вы их тогда штурмовали?

— Так у нас же онагр есть — мы и его сделали. Договорились, что шестой снаряд ворота выносит, так что после шестого попадания их убирают, и можно идти на приступ.

— И что, камнями стреляли? — ужаснулась Наташка.

— Да ты чего, орудие их по дороге не видела? — прикололся Володя, — Оно тот камень и не метнёт. Маленькие вязанки палочек примерно с тот камень величиной. Всё продумали, молодцы.

— И отдубасили друг друга до синяков, — вставила свои двадцать копеек Юлька.

— На войне — как на войне, тётя Юля, — тут уж мы рассмеялись всей компанией.

Философ вопросительно глянул на Аглею, которая служила нам переводчицей при обсуждении сложных для моего хромого греческого понятий, та на меня, и я кивнул ей — типа, можешь переводить ему всё. И по мере того, как она ему переводила, грек всё сильнее выпадал в осадок.