Читаем Ностратическая грамматика в реконструкции В. М. Иллич-Свитыча и проблема генетических связей этрусского языка полностью

Ностратическая грамматика в реконструкции В. М. Иллич-Свитыча и проблема генетических связей этрусского языка

Вадим Леонидович Цымбурский

Языкознание, иностранные языки18+
<p>Ностратическая грамматика в реконструкции В. М. Иллич-Свитыча и проблема генетических связей этрусского языка</p>

В. Л. Цымбурский (Москва)

Большое значение, которое В. М. Иллич-Свитыч при доказательстве родства ностратических языков придавал, в традициях классической компаративистики, сравнению местоимений, а также глагольных и именных формантов как базисной части языковой структуры, побуждает поставить вопрос: позволяет ли список реконструкций такого рода, проработанных или хотя бы намеченных в опубликованных частях «Словаря» Иллич-Свитыча, в самом деле отделить языки ностратической макросемьи от иных, как предполагается, не родственных им? Ответ на этот вопрос важен для оценки предлагаемой в докладе серии сравнений ностратических местоимений и формантов (даются под звездочкой) с аналогичными элементами этрусского языка, в изучении которого за последние 30 лет достигнут большой прогресс благодаря работам итальянской (М. Паллоттино, М. Кристофани, Дж. Колонна, К. де Симоне, Л. Агостиньяни) и австро-немецкой (Э. Феттер, А. Пфиффиг, Г. Рикс) этрускологических школ, а также М. Лежена.

Местоимения. 1‑е л. ед. ч. *mi, основа косв. пад. *minʌ // этр. mi, форма субъекта и немаркир. объекта, mini/​mina, форма маркир. объекта; 2) 2‑е л. ед. ч. *ṭi, множ. ч. *ṭä // ? этр. ‑θ, показатель des schwachen Imperativs [Pfiffig 1969], ср. hexz/​hexś‑θ ‘положи(‑те)’, nunθen/​nunθen‑θ ‘принеси(‑те)'; 3). Указат. мест. одушевл. класса šä // этр. sa в формуле из Тарквиний sa(‑m) suθi cerixunce [TLE 880, 882] ‘он гробницу поставил’ [Lejeune 1982]; 4). Указ. мест. неодушевл. класса *ṭa // этр. ta; 5). Относит. мест. *ja // этр. ia, частица в тексте на Капуанской черепице, связующая определяемые с определениями: vacil ia leθamsul vacil ia riθnai — ‘приношение для бога Leθams, приношение ритуальное (?)’.

Глагол. 1). Медиум-рефлексив ‑ // этр. ‑in медиум-пассив; из множества примеров см. TIE 315 suθi … clensi cerine ‘гробница… сыном поставлена’ при стандартной формуле an/sa suθi cerixunce ‘он [тот, кто] гробницу поставил’, ср. медиальную конструкцию АМ У 11 enac usil cerine ‘когда солнце поднялось’. 2). Пассив *‑ // этр. ‑u показатель пассивных причастий от переходных глаголов (mulu ‘подаренное’, zixu ‘написанное’, aliqu ‘принесенное’) и активных причастий от глаголов непереходных (lupu ‘умерший’, ceśu ‘покоящийся’). 3). Каузатив-рефлексив *‑ṭʌ // этр. ‑θ‑ каузатив [Vetter 1940], ср. TIE 85 sacni θui ceseθce ‘святилище тут заложил’ при ceśu ‘покоящийся’. 4). Дезидератив *‑sʌ‑ // этр. ‑s‑ «интенсив», по Пфиффигу [1969], ср. care-s-ri ‘надлежит поставить’ (TIE 619), aca-s-ri ‘надлежит сделать’ (Капуанская черепица) или в TIE 131 an cn zix neθsrac acasce ‘он эту книгу гадательную созда(ва)л’. 5). Прош. время на *‑di // этр. ‑θ‑ в претеритальных причастиях, ср. sval-θ-as ‘прожив’ при sval-as ‘живя’. 6). Частица прошед. времени *Hi // раннеэтрусск. *‑i, показатель прошед. времени, ср. этр. ama ‘есть’: ame ‘был’ < *ama‑i; лемносск. aoma‑i ‘был’, śiva‑i ‘жил’, и др. 7).? Если правы Феттер [1940] и Пфиффиг [1969], трактуя форму ате в императивных контекстах АМ как оптатив, то для раннеэтрусского возможна реконструкция форм типа *ama‑j, где *‑j‑ < ностр. ‑*jE (формант оптатива).

Именное словообразование. 1). Уменьшит. и ласкат. суффиксы ‑*ḳa // этр. ‑c(u) формант уменьшит. женских имен θana : θanicu, larθi : larθicu); ‑* // этр. ‑i/(u) аналогичный формант мужских имен (aule : auliu, larθ : larθiu); *‑Ća // этр. ‑za, ср. murs ‘урна’: murza ‘маленькая урна’, qutum ‘сосуд-котон’: qutumuza ‘маленький котон’ и т. д. 2). Суффикс отглаг. имен ‑*l // этр. ‑il в acil ‘изделие’ при ac‑ ‘делать’, vacil/​vacl ‘приношение’ и др.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки