Мои мечты о будущем чередовались чаще времен года. Пока я находился в поиске. Времени было навалом - всего-то одиннадцать лет...
Когда я очнулся, мама тотчас сунула мне под нос таз. Я взглянул на нее с непониманием и сразу переключился на окно. За окном снег валил стеной, ни зги не видно. Я принял снег за тополиный пух - лето ведь, но быстро опомнился. Я вспомнил все: что на улице февраль, что в школе идет без меня третья четверть, сама длинная по продолжительности, что я достаточно долго не посещаю занятия по причине тяжелой болезни. И старуху тоже вспомнил. Причем так отчетливо она встала перед глазами, что я содрогнулся. А мама спросила жалостливым голосом:
- Тебе плохо, сынок?
И положила ладонь мне на голову. Ладонь не показалась мне ледяной.
- Пить хочется, - прохрипел я почти так же, как старуха из моего бреда.
Мама протянула мне стакан воды, я осушил его залпом. Соловело посмотрел на маму, лег и уснул. Без всяких сновидений, в том числе и кошмарных. Важное уточнение.
Последнее, что я услышал, были слова моей матери:
- Теперь он пойдет на поправку...
О старухе я пытался забыть. Не скрою, она иногда, редко, посещала меня во сне. И всегда в периоды легких заболеваний. Встречи происходили у нас в квартире, точнее - в моей комнате. Старуха - баба Яга - присаживалась на край моей кровати и принималась глубоко вздыхать. Сидит и вздыхает. Спрашивается, зачем пришла? Другого места не нашла для дыхательной гимнастики? Или заявилась выразить свое недовольство? Чем недовольна?..
Точно недовольна, раз вздыхает. При этом я отчетливо слышал, как сильно клокочет что-то у нее внутри во время вздоха-выдоха.
Перекрещенные пальцы противная старушенция держала на коленях, от меня подальше. И то слава Богу. Но пальцами поигрывала, как будто пугала. В мою сторону старушенция почти не смотрела. Не сказав ни слова, уходила... в шкаф. Откроет дверцу, скрипнет, зайдет в шкаф и дверцу за собой прикроет. Опять скрипнет.
После пробуждения я каждый раз изучал то место на кровати, где моя гостья присаживалась. Никаких отметин. Вообще, ни следа. И простыня оставалась кипельно-белой. Я считал, что после этой грязнули обязаны остаться следы ее пребывания. Никаких.
Вспомнить страшно, каких невероятных усилий мне стоила проверка шкафа. Я долго себя уговаривал, настраивал, подбадривал, после чего... звал маму и просил отыскать в недрах шкафа мои... брюки, к примеру, или свитер. Все равно, лишь бы мама влезла в шкаф. Сам я наблюдал на расстоянии четырех метров, дальше некуда - длина моей комнаты. Выйти и оставить мать одну я не мог. Но не знал, смогу ли прийти ей на помощь.
При виде старухи я всегда цепенею.
Я забывал, что старуха приходит к мне во сне, чаще в болезненном бреду. Мне казалось, что наши встречи происходят наяву.
Мама находила в шкафу только мои вещи, мною затребованные. Никакой непрошенной сгорбленной гостьи там не было...
После гриппа я, на радость родителям и на свою в том числе - болеть мне ужасно надоело, даже в школу захотелось, - не получил никакого осложнения, хотя, в ту пору основная часть грипповавших переходила к следующей стадии - сваливались с воспалением легких. Об этом маме сообщил участковый педиатр, участливая молодая женщина, часто навещавшая меня во время болезни. Она запретила нам являться в поликлинику, когда я пошел на выздоровление, чтобы мой "организм с ослабленным иммунитетом" не подхватил еще какую-нибудь заразу и не пошел по второму кругу.
Благодаря врачихе, а главное - заботам моей мамы, я выздоровел окончательно и, наконец, пошел в школу, где мои одноклассники приняли меня с распростертыми объятиями, даже недруги. Оказывается, моя болезнь обросла нелепыми слухами: мне скоро каюк, потому как болезнь неизлечимая, неведанная болезнь, в связи с чем методов лечения пока нет, как и необходимых медикаментов. Половина класса тоже переболела гриппом, но в более легкой форме. Все ребята давно оправились и забыли. С нетерпением и опаской ждали меня. Один болтун пустил слух, что у меня вырастут уши и нос. Меня осматривали, щупали уши, нос, после чего набрасывались с кулаками на болтуна. Тот рыготал и отмахивался: уж, и повеселиться нельзя! Что за люди - юмора не понимают!..
Впервые ЭТО со мной случилось первого апреля. В тот же год, в год, когда я переболел гриппом.
На улице ярко светило весеннее солнце, птички чирикали, зеленая свежая травка ковром устилала влажную землю. Портил впечатление сильный ветер. Порывы ветра срывали шляпы с голов прохожих, болтали полы длинных, модных в то время, пальто с широченными плечами, отчего люди казались несуразными из-за меленьких голов, несоразмерных плечам. Модницы носили шляпы " а ля мужские", приходилось играть в догонялки - бегать за своими головными уборами, позаимствованными весенним ветром-шалуном.