Носорог

Портовые склады в Пампербэй встретили нас пароходной гарью, пронзительно-холодным ветром и вездесущей сажей, превратившей и без того не самый радостный промышленный пейзаж в совершенно невзрачную и скучную серую муть. Счастье ещё, что нам не пришлось здесь застрять. Бумаги, предъявленные сонной Фари карго-мастеру, оказались в полном порядке, и уже спустя полчаса я весело перегружал тюки тканей и кож с корабельных поддонов на повозку, под изумлёнными взглядами лишённых привычного приработка матросов. Вот ведь… в третий раз же уже приезжаем, а они всё как впервые видят. Собрались в кучку и глазеют. Тоже мне, циркача нашли.

В то же время… прикинув, как я выгляжу со стороны, перетаскивая сразу по два тюка размером с два меня каждый, м-да. Картинка и в самом деле должна быть залипательной… как говорят… драхх! Где-то говорят. И точка!

— Фари, это последний? — обратился я к халфе, старательно отгоняя подкрадывающуюся головную боль, так невовремя решившую напомнить о моих проблемах с памятью.

— Да-да, Грым! — весело откликнулась мелкая, сверившись со своим списком. — Привяжешь вот этот тюк, и можем ехать.

— Принайтуешь, — буркнул один из стоящих поодаль матросов-грузчиков, оказавшихся не у дел. — Крысы сухопутные, вымбовку вам в клюз.

— Если мою, то мелкая лопнет! — хохотнул стоящий рядом с ним мокрохвостый.

Я аккуратно водрузил последний тюк на повозку и, повернувшись к говорливому матросу, ощерился.

— Шёл бы ты в море, ластоногий, и там квакал. А то ведь оглоблю меж ласт огребёшь, не обрадуешься, — сосредоточившись, я кое-как прорычал-прощёлкал в ответ наглому матросу. Моя хафла запунцовела и скрылась за повозкой. А тут и «грузчики» загудели… но подходить и не подумали. Ещё бы, на виду у карго-мастера-то!

Вот и ладушки. Не хватало ещё драку на глазах у Фари устраивать. А ведь могли бы! Судя по внешности, ребятки явно из континентальных орков, а они на драку шустрые… и неугомонные. Смахнулся я как-то с такими в кабаке за Рыночной площадью… весело было… всем. Но сейчас, такое развлечение явно не ко времени.

— Слышь, ты! Синий! — окликнул меня тот самый матрос, что ворчал про сухопутных крыс, когда наша повозка уже выезжала из ворот склада.

— Чего, зелёный? — откликнулся я.

— Заходи вечерком в «Акулу и перст», поговорим… о вымбовках и оглоблях, — с усмешкой в усы проговорил орк.

— Вдумчиво, один на один, а? — рыкнул я в ответ, стараясь не замечать сердитого сопения недовольной Фари под боком.

— Можно и так, — кивнул морячок, растянув губы в улыбке, в которой явно не хватало половины клыка. — По бобу с брата — матросу рубаха, а?

— Идёт, зелёный! Ждите сегодня вечером! — довольно хохотнул я. А что? Один на один, со ставкой в скеллинг на скеллинг… можно неплохие деньжата поднять. Главное, не жадничать… и постараться не превратить поединки в кабацкую драку.

— Грым, ты же не серьёзно, да? — вперив в меня сердитый взгляд невыразимо-синих глаз, проговорила Фари, когда порт Пампербэй растворился в серой мути за нашими спинами.

— Конечно, несерьёзно, — кивнул я в ответ, погладив малявку по голове. Та нахмурилась. Я вздохнул и, вытащив из кармана блокнот с карандашом, набросал: — Матросские поединки, они ж не до смерти. Да и калечить никто никого не будет, иначе потом никто с ними на стол не выйдет. Традиция! А так, матросам развлечение, мне приработок. Чем плохо-то?

— Мужчины… — недовольно протянула хафла и замолчала… до самого склада своей семьи. Так и доехали в тишине.

[1] Пядевый брус — здесь, брус толщиной в одну пядь (или 1/3 стопы или 4 инша или 12 зёрен или 120 линий или 1200 точек).

[2] Щёлкалки — здесь, обиходное в Тувре название дешёвых карманных часов, не имеющих не только стекла над циферблатом, но даже обходящихся без минутной стрелки.

[3] Чаберс — порода ящеров, используемых в бывшей метрополии в качестве упряжных животных.

Глава 3. Синий на синем не так заметен

— Фари сказала, ты сегодня опять в Пампербэй отправляешься, в эту «Акулу и перст», да? — пыхнув трубкой, лениво протянул Падди.

— Угум, — я кивнул в ответ, не отвлекаясь от вырезания очередного рисунка на камешке.

— Не надоело? Попадёшь ведь однажды на противника, который тебе голову проломит, — спросил мой собеседник. Я тяжко вздохнул и, отложив в сторону исчерченный квадратами и треугольниками камень, взялся за тонкий карандаш и блокнот. Подчиняясь телекинезу, грифель аккуратно заскользил по грубой бумаге, время от времени спотыкаясь о её шероховатости и выводя корявые, но всё же вполне читаемые буквы. А что? Тоже тренировка, ничуть не хуже резьбы по камню. Посложнее даже будет. Но и эффективнее.